
Онлайн книга «Мишн-Флэтс»
В ту ночь – десятого октября 1997 года – около десяти вечера Пегги Батлер пожаловалась мне по телефону, что «мистер Улетт опять шалит! Стреляет прямо по машинам!». Я заверил ее, что Морис стреляет не по машинам – упаси Господи! Он целит в светофор. Да и в тот едва ли попадет. – Ха, ха, мистер Хохмач! – сказала Пегги и повесила трубку. Хочешь не хочешь, а надо было ехать. Еще за милю-другую до дома Мориса Улетта мне стали слышны выстрелы. Характерные звонкие раскаты. Без правильных интервалов, примерно по выстрелу каждые пятнадцать секунд. К великой досаде, мне самому предстояло проехать перекресток напротив дома; стало быть, и я могу очутиться у него на прицеле. На всякий случай я врубил мигалку и сирену и вообще все, что светилось и шумело. Думаю, моя полицейская машина в этот момент напоминала карнавальный автомобиль на масленицу. Но мне надо было чем-то добиться внимания Мориса – чтобы он заметил, что это всего лишь дружище-шериф, а не какой-нибудь мимоезжий козел, и на минутку перестал палить. Я припарковал машину двумя колесами прямо на лужайке перед домом Мориса и оставил всю иллюминацию включенной, только сирену выключил. Прежде чем бежать к дому, я крикнул: – Морис! Это я, Бен Трумэн. Никакого ответа. – Эй, Рембо! Ты не мог бы на секундочку прекратить пиф-паф? Опять никакого ответа. Однако и пальба прекратилась. Добрый знак. – Ладно, Морис, иду к дому! – крикнул я. – Не вздумай стрелять! Морис встретил меня на крыльце. Винтовку он держал на сгибе руки – как охотник-аристократ, притомившийся после удачной охоты. На нем была красная фланелевая куртка, промасленные рабочие штаны и сапоги. На голове – бейсбольная кепка, надвинутая почти на брови. Он держал голову очень низко – как обычно. Говоривший с ним видел не столько его лицо, сколько огромный козырек шапки. Все мы привыкли к сознательной сутулости Мориса и к беседам с кнопкой на макушке его бейсболки. – Добрый вечер! – сказал я. – Вечер добрый, чиф, – отозвалась бейсболка. – Что тут происходит? – Стреляю – и всех делов. – Слышал, слышал. Пегги Батлер, кстати, напугана до смерти. Хотел бы я знать, куда ты метишь? – Там светофор. Легким кивком он показал в сторону шоссе номер два. Я понимающе кивнул. Мы помолчали. Потом я спросил: – Ну и как? Попал хоть раз? – Не-а, сэр. – Винтовка не в порядке? Он пожал плечами. – Дай-ка я взгляну на твою винтовку, Морис, – сказал я. Он протянул мне винтовку, старенький «ремингтон», который я у него конфисковывал уже не меньше дюжины раз. Я проверил заряд, навел винтовку на металлический столб загородки, за которой начинался пустырь за домом Мориса. Пуля звякнула о металл. – Винтовка в порядке, – сказал я. – Наверное, это ты разладился. Морис коротко хохотнул. Я похлопал по оттопыренному карману его куртки. Нащупал коробку с патронами. Внутри кармана было полно использованных скомканных салфеток. – Господи, Морис, ты когда-нибудь вычищаешь свои карманы? – сказал я, вытаскивая коробку с патронами. – Ладно, разрешишь мне немного осмотреться – поглядеть, как ты живешь-можешь? Он наконец поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, В полутьме впадина на его челюсти слегка отсвечивала. – Я чего – арестованный? – Нет, сэр. – Ну, тогда ладно. Я прошел внутрь. Морис остался стоять снаружи. Руки по швам, голова долу – как мальчишка, которого только что отчитали. На кухне пахло вареными овощами и немытым телом. На столе стояла наполовину пустая четвертушка «Джима Бима». В холодильнике – хоть шаром покати, только сиротливая древняя банка столовой соды. В шкафчиках несколько банок с готовой едой – спагетти, бобы. Суповые пакетики, в которые уже нашли дорогу муравьи. – Эй, Морис, кто-нибудь из социальной службы был у тебя дома? – Не помню. Стволом винтовки я толкнул дверь ванной комнаты. И тут впечатление разрухи. Ванна и унитаз в пятнах ядреного ржавого цвета. В унитазе плавают два бычка. Стена под умывальником прогнила насквозь, дыра была кое-как забита досками, но в щелях виднелась земля снаружи дома. Я выключил везде свет и вышел. – Морис, ты помнишь, что такое предупредительное заключение? – Да, сэр. – И что же? – Это когда вы меня запираете в кутузку, но я не арестованный. – Верно. А ты помнишь, почему я тебя брал в предупредительное заключение? – Чтоб предупредить меня. Потому оно так и называется – предупредительное. – Это значит – оберечь тебя от тебя самого, предупредить какую-нибудь глупость с твоей стороны. Именно это мы сейчас и сделаем, Морис. Я тебя заберу с собой, чтоб ты, грешным делом, не убил кого, стреляя по светофору. – Чтоб я в кого попал – ни Боже ж мой! – Что ты ни в кого не целишь – я верю. А что ты ни в кого не попадешь – тут могут быть два мнения. Да и в том случае, если ты попадешь в светофор... Лицо Мориса не выражало никаких эмоций. – Слушай, Морис, светофор не для того висит, чтоб по нему палили. В конце концов, это собственность города. Чужое имущество. А если ты попадешь в машину? – В машины я никогда не целюсь. Мои наставительные беседы с Морисом всегда быстро заходят в тупик. Похоже, и в этот раз я занимался пустой тратой слов. Я никогда не мог понять, просто ли он дурковат или действительно с приветом. Так или иначе, беднягу не стоило судить слишком строго. Жизнь не была добра к нему, и то, через что он прошел, я бы и врагу не пожелал. Он опять поднял голову и посмотрел мне в глаза. Он стоял ко мне «хорошей» стороной лица, и в полутьме его лицо казалось вполне обычным. Темноглазый, худой, кожа внатяжку – заурядное лицо, типичное для наших краев. Лицо моряка или дровосека с фотографии начала века. – Есть хочешь, Морис? – Не то чтоб очень. – А ел-то когда в последний раз? – Да вроде как вчера. – А не сходить ли нам на пару в «Сову»? – Я думал, вы меня заарестуете. – Заарестую – это да. Но сперва поедим в «Сове». – А винтовку отдадите? – Не-а. Ты сдуру кого-нибудь укокошишь. К примеру, меня. – Чиф Трумэн, да чтоб я да в вас!.. |