Книга Мишн-Флэтс, страница 10 – Уильям Лэндей

Я по-прежнему дышал сквозь рукав и упрямо продолжал осмотр.

В комнате пусто. Гардероб распахнут. Матрацы на кровати скатаны и связаны бечевкой.

Я прошел немного вперед. Возле трупа валялся бумажник. Рядом – скомканная пачка мелких купюр. Долларов пятьдесят. Я наклонился и кончиком шариковой ручки исхитрился открыть бумажник. В нем была пятиконечная золотая звезда со словами:

РОБЕРТ М. ДАНЦИГЕР,

ПОМОЩНИК ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА, ОКРУГ СУССЕКС.

Расхожее мнение: мы пресыщены убийствами на кино– и телеэкране и поэтому в нас выработано равнодушие к насилию.

Кровавые преступления и членовредительство в реальной жизни нас, дескать, больше не шокируют, ибо мы видели похожее десять тысяч раз в тысяче фильмов – в псевдореальности искусства или «искусства».

Как бы не так!

На самом деле привычка к насилию на экране только обостряет наше неприятие насилия в реальной жизни. Пусть в фильмах разрываются мешочки с красной краской и актеры предельно реалистично умирают и потом лежат, затаив дыхание и вытаращив глаза, изображая трупы, – весь этот кропотливый реализм никак не смягчает шока при встрече нос к носу с некиношным насилием.

Когда мертвое тело убитого человека – вот оно, рядом, когда бесчувственная неподвижная масса – здесь, перед тобой, а не на экране, – тогда вся исконная противоестественность смерти вновь ощущается со всей первобытной остротой, как и до появления «движущихся картинок».

Труп Роберта Данцигера привел меня в состояние ужаса.

Он потряс все мои чувства разом.

Эта отсвечивающая в свете фонаря дыра в черепе, этот обезображенный торс, эти краски смерти на голой коже, эти раздутые ноги!

И чудовищный запах разложения, который всего тебя окутывает, как едкий дым от костра.

Выскочив из домика, я долго бежал по лесу, прежде чем вонь стала немного меньше.

Лишь тогда я дал себе волю, и меня наконец вырвало.

Однако никакого облегчения.

Голова кружилась, колени ходили ходуном. Я лег навзничь на сосновую хвою и бессильно закрыл глаза.

Дальнейший день – сплошная суета.

Съехались все помощники окружного прокурора не только из Портленда, но даже из Аугусты.

Главным следователем – госуполномоченным по расследованию – был назначен Грег Крейвиш.

Этот Крейвиш начинал раскручиваться как политик и в обычной жизни выглядел так, словно он постоянно позирует перед камерой, – вроде тех жизнерадостных кукол, которые ведут телешоу. Даже «гусиные лапки» у висков казались частью телевизионного макияжа – средство придать побольше солидности чересчур смазливому лицу.

Крейвиш сообщил мне, что расследование будет вести окружная прокуратура – убийства в ее юрисдикции.

– Стандартная процедура, – объяснил господин Шоумен, легонько потрепав меня по плечу. И затем широко улыбнулся для невидимой телекамеры, изображая великодушие. – Однако нам, разумеется, понадобится ваша помощь, шериф.

Так что я – сбоку припека, только в сторонке стоял да наблюдал.

Полиция штата прислала команду специалистов, которые исследовали домик и окрестности с тщательностью археологов – метр за метром, а где и сантиметр за сантиметром. Господин Шоумен заглянул несколько раз в домик, однако большую часть времени со скучающе-усталым видом околачивался возле своей машины.

Спустя некоторое время меня попросили блокировать движение на дальних подъездах к месту преступления. Отличный предлог – и без того было очевидно, что от меня хотят одного: чтобы я не путался под ногами.

Я послал своего офицера на север – перекрыть движение в миле от домика, а сам подался патрулировать на юг.

Время от времени я пропускал все новые машины: еще полицейские, еще специалисты, еще шоумены и, наконец, труповозка.

Все дружелюбно махали руками, проезжая мимо.

Я махал в ответ, а затем возвращался к своему главному делу: плевал на салфетки и счищал с ботинок следы блевотины.

Тошнота постепенно прошла, но сменилась мучительной головной болью.

Мало-помалу безделье мне надоело.

Я ощутил – надо действовать.

У меня был выбор: или сложить лапки и предоставить расследование пришлым ребятам, которые уже вовсю работают, или каким-то образом включить себя в происходящее.

Первый вариант – «моя хата с краю» – меня никак не устраивал.

Хоть и поневоле, но я в это дело вовлечен.

И грош цена шерифу, который готов быть сторонним наблюдателем, когда в его городе совершено убийство!

Было уже хорошо за полдень, когда я вернулся к роковому бунгало – с твердым намерением занять мое законное место в расследовании.

Крейвиш и его команда уже упаковывали свои причиндалы и грузили их в багажники автофургонов. Они насобирали не один мешок вещдоков и сделали кучу фотографий – так что ребята будут долго при деле.

Домик несколько раз обвили желтой полосатой лентой – предупреждение, что тут место преступления и работает полиция. Не хватало только бантика, чтобы довершить сходство с большущим рождественским подарком.

На солидном расстоянии от бунгало поставили шесты и соединили их той же желтой лентой – внешняя граница, которую посторонним переступать не позволено.

Однако я вошел в запретную зону без проблем.

Для этих надутых индюков я был вроде как невидимка.

Труп, еще не упакованный в мешок, лежал на носилках, временно всеми забытый. Под открытым небом вонь не так шибала в нос.

Меня как магнитом тянуло к этому страшному предмету.

Голые раздутые безволосые члены. И лицо, предельно обезображенное смертельной раной.

Труп казался не человеческим трупом, а мертвым телом инопланетянина. Словно гигантская неведомая улитка, силой извлеченная из раковины, – голая, беззащитная против обжигающего солнца.

Пока я зачарованно смотрел в единственный глаз трупа, Крейвиш и еще один мужчина подошли к носилкам. Второго я видел впервые. Небольшого росточка, но в глазах бойцовский задор – этакий отчаянный петушок. Крейвиш представил петушка: Эдмунд Керт из бостонского отдела по расследованию убийств.

– Из самого Бостона? – удивился я. – Каким ветром?

Петушок из Бостона уставился на меня, немного сбочив голову.

Похоже, в его глазах я был типичным балдой из глубинки.

Скажу сразу, этот Эд Керт большого доверия не вызывал, даже по первому впечатлению. Сразу складывалось мнение: вот человек, которого лучше обходить десятой дорогой. Угловатое свирепое лицо, на котором царил узкий длинный нос и горели два темных глаза. Кожа изъедена шрамами от прыщей. Густые брови придавали лицу Керта постоянный насупленно-хмурый вид, как будто ему только что дали коленкой под зад и он намерен разобраться с обидчиком.