
Онлайн книга «Черт из табакерки»
Я попыталась как можно более подробно описать ситуацию. Слава ни разу меня не прервал, ни один вопрос, ни одно восклицание не сорвалось с его красиво очерченных губ. Лицо любовника Альбины напоминало маску, настолько оно было безучастным. Наконец я иссякла. Рыбаков помолчал и спросил: – А от меня что надо? – Сдайте передачу, сейчас объясню, какие… – Деньги Никиты теперь Альбине не достанутся, – неожиданно сказал Слава. – Убийца не может наследовать имущество своей жертвы. – При чем тут это? – А кто станет распоряжаться средствами? – Антон, наверное, Вика-то несовершеннолетняя. Кстати, теперь, когда отпала необходимость соблюдать тайну, вы можете зарегистрировать брак с Альбиной и познакомить девочек. Слава, не мигая, глядел на меня. Его мужественное лицо внезапно показалось мне противным. С таким самодовольным видом фотомодели мужского пола демонстрируют нижнее белье и рекламируют зубную пасту. Этакая смесь самолюбования и легкого презрения к остальным людям, не наделенным правильными чертами лица. Но мне никогда не нравились красавцы. Всегда казалось, что мужчина должен гордиться не идеальной формой носа или рта, а эрудированностью, интеллигентностью и широтой души. – Нас с Альбиной ничего не связывает, – отмерил Слава. – Как это? – оторопела я. – А Даша? Рыбаков глубоко вздохнул, под тонкой майкой напряглись безупречные мускулы. Небось целыми днями качается в тренажерном зале. Хотя, не надо злиться, он же тренер и обязан поддерживать форму. – Не скрою, – спокойно пояснил Слава, – у нас одно время была связь, плодом которой явилась Дашенька. Но Альбина не ушла от мужа, более того, она оставила девочку нам с матерью. – Но… – Следует отметить, – совершенно бесстрастно продолжал Рыбаков, – Альбина – великолепная мать, она часто навещает Дашу и, являясь более чем обеспеченной женщиной, дает определенную сумму на воспитание девочки. К сожалению, моя зарплата невелика. – Но… – попыталась я еще раз сбить плавную речь Славы. – Но… – Но, – не сдался мужчина, – никаких взаимоотношений между нами нет. – Как это! – Очень просто. Любовь закончилась очень давно, но ради дочери мы старательно, как могли, изображали любящую пару. Хотя, честно говоря, подобное положение вещей начало меня угнетать и я давно хотел поговорить с дочерью. Ну сказать, будто мы развелись. Самое обычное дело. Вряд ли она станет страдать, ведь фактически ее воспитывала бабушка, моя мать. – Как же так, – залепетала я. – Альбина утверждала совсем иное. – Не знаю, что говорила вам госпожа Соловьева, но имейте в виду – ничего общего с убийцей ни я, ни моя дочь иметь не будем. – Она ждет вас, – тихо пробормотала я, – надеется. И потом, еще не было суда, вдруг она не виновата? Слава презрительно скривил губы. – Меня никто за решетку не сажает, раз арестовали, значит, имелся повод, – отчеканил он. – И вы не станете знакомить Дашу с сестрой? – Никогда. Да и какая она ей родственница… – Ну ничего себе, – окончательно вышла я из себя. – Мать-то у них одна. – Правда? – ухмыльнулся Слава. – Но это еще ни о чем не говорит. – И не понесёте ей передачу? – Никогда. С убийцей не хочу иметь дело. – Но… – Простите, – твердо заявил мужчина, – дальнейший разговор не имеет смысла. Он встал, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена. Пришлось уходить, кипя от злости. Пока лифт нес меня с последнего этажа вниз, в голове пылал пожар. Бывают же такие люди! Горя от негодования, я вылетела во двор и понеслась к метро. Сейчас добегу до автомата и попробую связаться с Антоном, хотя, чует мое сердце, ничего хорошего… – Простите, – раздался тоненький, ясный голосок. – Мне надо поговорить с вами. Я резко повернулась и увидела Дашу. Девочка сдула со лба светлую прядку и спросила: – Что с мамой? – Она заболела, сильно, но не смертельно, ее отправят в санаторий, и, скорей всего, ты ее несколько лет не увидишь. Даша в упор посмотрела на меня и закусила нижнюю губу. – Ага, а еще она работает радисткой в ФСБ и поэтому никогда не ночует у нас. Не надо считать меня дурой, великолепно знаю, что у нее есть другая семья. Я почувствовала, как на сердце наваливается тяжесть. – Сколько тебе лет? – Десять, – с достоинством ответила девочка. – Давай зайдем в кафе, – предложила я, указывая на веселые разноцветные зонтики на той стороне проспекта. Мы пошли к подземному переходу. Что же, ей десять годков, я в этом возрасте великолепно разбиралась что к чему, бегала сама в школу, могла приготовить немудреный обед и знала, с какой стороны нужно затаскивать на диван пьяную Раису. Мы сели за столик, и я попыталась начать издалека: – Понимаешь, все очень непросто. – Мама попала в тюрьму? – перебила Даша. – За что? – Откуда знаешь? – изумилась я. – Подумаешь, – фыркнула девочка. – Между прочим, из ванной великолепно слышно, что в гостиной говорят. Когда меня из комнаты выгоняют, всегда делаю вид, что иду мыться. Что мама сделала? – Ее обвиняют в убийстве мужа… – Никиты? Отца Вики? – Ты все знаешь? – Конечно. – И кто рассказал? – Сама узнала. Мама и папа редко эту ситуацию обсуждали, а вот бабушка все время папу пилила. Только мама за порог, как бабуля начинает зудеть: “Сколько это будет продолжаться, семьи нормальной нет, никогда Альбина денег не дождется, ситуация тупиковая. Семьи нормальной нет, жены у тебя нет, семьи нормальной нет, нет семьи, семьи нет…” А папа послушает, послушает, да как рявкнет: “Мама, перестань!” Она и замолчит. А мне разрешат ее увидеть? Я растерялась. – Не знаю, а ты хочешь? |