Онлайн книга «ПЗХФЧЩ!»
— Всё, всё, всё! — брезгливо замахал руками сержант, испугавшись, что Федулов может возбудиться от собственного рассказа. — Меня не интересуют половые отношения кукольных зверей. Когда Степашка залезет Хрюше мобильным телефоном в жопу, тогда и поговорим. А пока туда залезли вы. И не Хрюше, а живому человеку. Точнее, уже неживому. — Но тогда он был еще жив, — нервно уточнил Федулов. — М-да… Был… Так… Значит, можно утверждать, что Зильберштейн… — Зильберштерн. — Ну да. Так… Значит, можно утверждать, что Зильберштерн был еще жив до… — До девяти часов, — суетливо закончил за него Федулов. — Передача начинается в 20.45. — Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул головой капитан и внес уточнения в показания. — Ну и когда же вы поняли, что Зильберштерн откинул копыта? Федулов невольно поморщился от грубости этого лексического оборота. — Когда началась прощальная песня в передаче. Ну, знаете… «В сказке можно покататься на Луне» и так далеe? — Допустим, — уклончиво согласился капитан, хотя уже давно вышел из возраста целевой аудитории «Спокойной ночи, малыши», а собственных детей еще не имел. — Так вот, когда песня началась, Костя стал кричать: «Умираю!» — Ага. Значит, Зильберфельд… — Зильберштерн. — Тьфу ты, блин! Короче! Он просил вас остановиться, однако вы, вместо того чтобы… — Да нет же! — в отчаянии взвизгнул Федулов и тут же; смутился собственного визга. — Все не так. В садомазохизме существует понятие «стоп-слова». — Это чё еще такое? — Поймите, боль всегда присутствует в такого рода э-э-э… сексуальной инверсии. Это нормально. Люди кричат, стонут, умоляют пощадить. Но чтобы различить, когда человек кричит просто так, от удовольствия, потому что вошел в роль, а когда ему действительно плохо, придумывается специальное «стоп-слово», условное слово для прекращения игры. Или какое-то действие. Поэтому, когда Костя начал кричать: «Хватит! Я задыхаюсь!», я не обратил внимания. — А какое у вас было стоп-слово? Федулов вдруг уставился куда-то в пространство и пожал плечами: — Хрюша. — Хрюша?! — Ну да, я же говорю — он любил «Спокойной ночи, малыши». — Так что же он его не произнес? — Он забыл! Понимаете, — снова заерзал на стуле Федулов, нервно теребя воротник своей розовой рубашки. — Он мне потом крикнул: «Я забыл слово!» — Так что же вы не остановились, мать вашу?! — разозлился сержант. — Так я же говорю, — застонал от непонятливости сержанта Федулов, — я думал, это просто часть игры: знаете, ну он изображает, что забыл слово, чтобы еще больше возбудиться. — Блин! — сплюнул сержант. — Вот все у вас, пидорасов, не как у людей. Федулов испуганно вжал голову в плечи. — Ну хорошо, — с досадой сказал капитан, — и что дальше было? — А дальше он начал хрипеть, видимо, я переборщил с ремнем. А потом как-то обмяк. Я точно помню этот момент, потому что по телевизору как раз запели «за день мы устали очень, скажем всем “спокойной ночи”»… — И что? — Ничего, я думал, он кончил — вот и обмяк. — Тьфу! Пакость какая. — Я ремень и отпустил. А потом телефон зазвонил. — Который в жопе у него был? — Да нет. Там у него был мой телефон. А зазвонил его. — Мобильный? — Да нет же! С его мобильного я звонил на свой мобильный, чтобы он вибрировал. А зазвонил его обычный, городской. — И кто звонил? — Социальная служба. Спросили, какой канал у нас включен и сколько людей его смотрят. — А вы? — Я сказал, что канал «Россия», а смотрят двое. Я же… я же… не знал, что уже только один. Губы Федулова предательски задрожали, и он разрыдался, громко хлюпая носом. — Ладно, ладно, — поморщился капитан и пододвинул Федулову свою пачку «Мальборо». — Вот. Покурите. — Не курю, — замотал головой Федулов, шмыгая носом, — и Костик не курил. Здоровье берёг. — М-да, — задумчиво потер переносицу капитан, — лучше бы курил. Федулов тем временем громко высморкался в бумажный платок и успокоился. — А кроме того, что задыхается, он еще что-то кричал? — Ну так… Кажется, что-то типа «скоро я», «скоро я». — Что это значит? — Ну, в смысле… ну… «скоро я… кончу». Наверное… — А может, не «скоро я», а «скорая!»? В смысле скорую помощь, мол, вызывай. Федулов пожал плечами. — Ладно, Федулов. Давайте вернемся к нашим баранам. Значит, Зильбер… — …штерн. — Значит, Зильберштерн обмяк, как вы говорите, а вы в это время поболтали по телефону. Что дальше? — Я вынул из него свой мобильный, пошел в ванную, помыл телефон, сам умылся… Я ж думал, он просто заснул. Ну а потом… потом вернулся, а он все лежит. Я его начал трясти. Потом вижу, что он не дышит. Ну, тут я понял, что дело плохо. А дальше… дальше я сразу к вам. — Сразу к нам — это вы здорово выразились, гражданин Федулов, — усмехнулся капитан. — Мы вообще-то вас два дня ловили. — Ну да, — легко согласился Федулов, — я немного испугался. — Так немного, что пошли и купили железнодорожный билет аж до Владивостока. И искали бы мы вас сейчас с собаками, если бы не соседка Зильберштейна. — Зильберштерна. — Она имела ключи от его квартиры и за деньги раз в неделю убиралась. Она-то и обнаружила труп на следующий день. Вот так-то. На этих словах Федулов совсем сник. — А на работе, — продолжил капитан, — вы даже больничный взяли. Только промашка вышла. Зильберштерна и вас видели в тот день в клубе, и как вы вместе уходили. Вот такая загогулина. — Вы не понимаете, — затараторил вдруг Федулов, — я же интеллигентный человек, я испугался, то да се. — Значит, в задницы мобильники пихать — тут вы не интеллигентный, а пугаться — тут, значит, обратно интеллигентный. Федулов не нашел логики в этой громоздкой философеме, но решил не спорить. — А при каких обстоятельствах и когда вы познакомились с Зильберштерном? — Да совершенно случайно… Месяца два назад в клубе. — Это в «Золотом папуасе»? — Ну да. Он был в подавленном состоянии… — Почему? — Не знаю, — пожал плечами Федулов. — Он особо не откровенничал, да, похоже, он вообще ни с кем не откровенничал. Но знаете, когда у вас болит какое-то место, вы невольно давите на него, проверяя — ага, вот здесь болит. Потом отпускаете и смотрите — слабее болит или нет. То есть намеренно делаете себе больнее. |