Книга Расстрельное время, страница 33 – Игорь Болгарин

— А чего ж! Можно! — неторопливо, совсем по-мужицки, ответил Афанасий.

— Вода-то холодная, — предупредил Каретников.

— Холодная, — согласился мальчишка.

— Родители тебя отпустят?

— Татка нема, татко помер. А мамка не против. Может, говорит, якусь копейку дадуть. А если ничего такого нема, я и так проведу.

— Серёгин! — Каретников позвал к себе начальника снабжения. — Где Серёгин?

— Только шо тут был. Видать, по делам куда-то отлучился.

— Тогда Петренко!

Комполка, стоявший неподалеку, подошел.

— Бери мальчишку, узнай, где живет, и вместе с Серегиным завезете ему с мамкой продовольствия. И пусть Серегин не скупится! Шоб им до самой весны хватило.

— Сделаем, — сказал Петренко и пошел к коновязи за своим конем.

— И от ещё шо! — Окликнул Каретников уходящего комполка. — Вы с Серегиным мотнитесь в Громовку, и тот яценковский обоз с награбленным пустите в дело. Я там мешки с зерном видел.

— Все чин-чином будет, — пообещал Петренко, подтягивая у коня подпругу.

— Иди вон с твоим родичем! — сказал Каретников мальчишке. — А вечером, як только темнеть начнет — на этом же самом месте. И не опаздывай.

— Не подведу, — уже несколько осмелев, сказал Афанасий.

К вечеру, как и условились, но ещё крепко засветло, парнишка появился на берегу.

Каретников уже был там, следил, как бойцы раскладывают вдоль берега связки дров: будущие ориентирные костры. Ветер к вечеру стал усиливаться. До мазанки, где они днем стояли, стала докатываться пенистая волна.

— Что скажешь, начальник? — обратился Каретников к мальчишке. — Можно переправляться?

— Пока можно, — солидно ответил мальчишка. — До утра, конечно, нагонит.

— Ну, до утра мы уже должны быть где-то под Юшунью.

— Значит, будете.

— Сам-то не утопнешь?

Афанасий промолчал.

— Я его на своего коня возьму, — сказал Мишка Черниговский.

* * *

Когда день уже совсем погас, и на темном безоблачном небе высыпали звезды, на берегу Сиваша стало многолюдно. К кромке берега подтягивались всадники, подъезжали телеги с боеприпасами, санитарные фуры. Топтались на месте, ожидая сигнала, безлошадные пехотинцы с тощенькими «сидорами» за плечами. От безделья подшучивали друг над другом.

— Ну и чего ты туда, Сашко, напихал?

— Всего разного, но легонького. На случай чего, шоб помогло на воде продержаться.

— Ты и так не потонешь.

— Почему?

— Будто не знаешь?

— Воздержусь до Крыма, — мрачно сказал Сашко. — А там, запомни, врежу от души. За оскорбление.

— Какое оскорбление! Здравствуйте! Я к тому, шо ты же умеешь плавать. А ты шо подумал?

— Шо я подумал, это ты потом узнаешь.

Поодаль, посмеиваясь, разговаривала другая группа:

— До чего ж хлоднючая вода. Сам, может, и выживешь, а яйца точно отмерзнут.

— Ну и нашо они уже тебе?

— Да хай бы были. Як память про дурную молодость.

— Ну, шо, командир? Тронемся? — подхватывая Афанасия на своего коня, нетерпеливо сказал Мишка Черниговский. Он со своими конниками был назначен в авангард.

— Давай! — дал отмашку Каретников.

Кони легко вошли в воду, но, почувствовав, как холодом обожгло ноги, стали останавливаться. Тихонько заржали.

— Н-но, Глафира! — подстегнул свою кобылу Мишка, и она, подрагивая от холода, побрела по взбаламученной воде. За Мишкой двинулась его полусотня. А следом в Сиваш пошли пешие и конные: тачанки, две крытые санитарные фуры, телеги, груженные боеприпасами. Едва их колеса скрылись в воде, они, увязая в донном иле, стали двигаться тяжело и медленно. Их начали подталкивать повстанцы.

Каретников сел на своего маштака, но в воду пока не входил, следил за тем, как движутся по воде его бойцы. Заметил, что ветер усиливается и волны Сиваша уже стали подступать почти к самой мазанке.

«Раньше надо было, — с отчаянием подумал он и тут же успокоил себя, — Зато не стреляют. Должно быть, не видят. А, может, и не предполагают, что кто-то решится здесь в такую погоду перейти Сиваш».

Он обернулся к бойцам, с не зажженными факелами в руках, ждущими его команды:

— Запалюйте!

И вскоре вдоль береговой кромки почти одновременно запылали ориентировочные костры.

Полусотня Мишки Черниговского брела в темноте, и лошади уже по брюхо утопали в воде. Он старался держать перед собой ту звезду, которую указал ему мальчишка. Но лошади спотыкались, с трудом вытаскивая ноги из вязкого ила, заваливались, и он терял и не сразу находил эту звезду. И была ли это она, он тоже уже не был уверен.

Обернувшись, он увидел вдали цепочку костров, и сразу повеселел, и тут же обнаружил впереди себя эту нужную ему звезду.

Становилось всё глубже. Лошадиные туловища уже были почти полностью в воде, и над волнистой водной поверхностью плыли только их головы. Лошади отфыркивались, тяжело дышали и все чаще стали от усталости падать на колени, но тут же снова поднимались.

Всадники тоже спустились в воду и, придерживая коней за уздцы, утопая едва не по шею в обжигающе холодной воде, побрели рядом.

Их проводнику Афанасию было здесь уже с головой, он один сидел на спине Глафиры. Мишка шел рядом, с трудом выдергивая сапоги с липкой донной грязи.

— Вправо не н-надо! Т-там яма! — время от времени с трудом повторял Афанасий.

— Пойми, где тут право! — буркнул кто-то из бредущих рядом.

— Вы на ту з-зирку!

— Де там та зирка! Их мильоны!

— Она од-дна… ве-велыка. В-витер, зараза, в-воду нагоняе.

Мишка неожиданно с головой ушел под воду. Вынырнул. Рядом с ним плыла его Глафира. Она тоже уже потеряла под ногами дно и, раздувая бока, тяжело дышала. А на ней, крепко уцепившись за мокрую гриву, с трудом удерживался Афанасий.

Барахтаясь в воде, Мишка стал натягивать уздечку, разворачивая кобылу в сторону береговых огней. Лошадь послушно развернулась и поплыла назад. Но Мишка всё никак не мог нащупать под ногами дно.

— Сюда на надо! — закричал он. — Глыбоко!

Конники остановились, закружились на одном месте.

А Мишка, ощутив наконец под ногами дно, подгреб к товарищам:

— Левее забирайте! Может, где-то там брод!

Мокрый, едва не теряющий от холода сознание, Мишка увидел перед собой одного из своих конников:

— Чередняк! Доставишь на берег пацана! Не то пропадет! — и Черниговский протянул руки к Афанасию, чтобы пересадить его на коня Чередняка.