Книга Контролер, страница 54 – Александр Шувалов

— Здорово, Михалыч, — приветливо поздоровался с хозяином квартиры, расположившийся за овальным столом в центре комнаты.

— Привет, Витальевич, — ответил тот, — как же ты?.. — оторопело посмотрел на датчик сигнализации у двери. Рассмеялся и махнул рукой — Черт, кого спрашиваю, для тебя же это просто семечки. Пиво будешь?

— Пиво тебе завтра самому понадобится.

— Даже так? Ну, тогда чаю попьем.

— С удовольствием.

— Погоди минутку, я только переоденусь.

Достал было из ящика стола диктофон, но махнул рукой и положил на прежнее место. Вообще-то, его квартира была оборудована устаревшей, но достаточно надежной, постоянно работающей системой видеонаблюдения, но именно в этот вечер она не работала, и вывел ее из строя сам хозяин. В обед ему вдруг вздумалось повесить картину в прихожей. Генерал взял дрель и со снайперской точностью воткнул сверло прямо в кабель. А еще время от времени включалась стационарная прослушка, расписание работы которой хозяин не знал.

— Проходи, располагайся. Голодный?

— Нет.

— Тогда я, с твоего разрешения, — и разом заглотнул половину бутерброда.

Допив чай, оба закурили.

— А я ведь испугался, — хозяин квартиры долил себе чаю. — Будешь еще?

— Достаточно.

— Как знаешь. Испугался, говорю. Прихожу домой, а у меня в квартире Сова. Сидит и перышки чистит.

— Испугался, — гость хмыкнул, — а за пистолетиком не полез.

— Нашел, что ли?

— А то.

Собеседники были знакомы давно, почти тридцать лет. В первый раз судьба столкнула их на двухмесячных курсах, куда руководство управления так любило и до сих пор любит посылать своих офицеров. Вместе изучали что-то жизненно необходимое, то ли тропическую медицину, то ли вязание на спицах, а, может быть, поэзию эпохи Тан. Не суть важно, главное, что познакомились и прониклись некоторой взаимной симпатией. Потом пересекались на разного рода совещаниях и даже разок отдыхали вместе в санатории. Дружбы между нами не получилось (в конторе принято дружить исключительно по месту работы), но за бутылкой разок-другой посидели.

— Значит, убивать меня не будешь, — генерал хмыкнул, — тогда что, кошмарить?

— Что-то ты, Михалыч, развеселился.

— Это тебе так кажется. На самом деле я в полном расстройстве чувств. Прикинь, собирался человек спокойно посидеть за пивом, чтобы никто ему не дудел на ухо о том, что почки сейчас отвалятся… Кстати, как у тебя со здоровьем?

— Не жалуюсь.

— Даже завидно, — помотал головой и усмехнулся, — никакого уважения к чину, к заместителю начальника Главка могли бы кого и пострашнее прислать. Например, Большакова. Ты знаешь, я недавно специально справлялся в кадрах. Оказывается, действительно был такой на самом деле.

— А ты не верил.

— Признаться, нет. Уж больно много о нем легенд и сказок. Он, кстати, еще жив?

— Жив и поздоровее обоих присутствующих. Хочешь встретиться? Только скажи.

— Нет, уж, уволь, его, говорят, даже людоеды боялись.

— Точно, — подтвердил Сова, — до поноса.

— Опасались, что он их слопает?

— Что заставит жрать живьем друг друга.

ТОТ САМЫЙ Большаков, не поверите, позывной Ромашка, действительно, пользовался мрачноватой известностью и не без основания считался человеком опасным. Настолько, что когда в конце семидесятых президент одной африканской страны решил вдруг изменить политическую ориентацию, повернуться толстой черной задницей к Советскому Союзу, а круглой щекастой мордашкой — к демократическим ценностям, никаких острых акций со стороны родины победившего социализма не последовало. Отцу нации и верховному главнокомандующему просто намекнули, что к нему в гости вдруг засобирался человек, который в свое время привел его к власти. И все вернулось на круги своя. Из страны тут же выдворили американского посла и разогнали европейский культурный центр, зато открыли еще один университет марксизма-ленинизма. А сам президент продолжил твердо придерживался единственного истинно верного курса и только в начале девяностых, когда не стало СССР, а Россия с головой нырнула в светлые воды демократии, наконец, осмелился робко спросить: таки уже можно перестать строить социализм или как?

— Ладно, обойдемся без Большакова. Зачем пришел?

— Поговорить. Скажи-ка, четыре недели назад вам передали бывшего полковника Зяблицына?

— Как ты сказал, Зяблицына? Что-то не припоминаю.

— Все ты прекрасно помнишь, Михалыч. К этому уроду еще диск прилагался с записью допроса. Речь шла о некоем Чжао.

— Чжао, погоди, это который Режиссер?

— Вот, видишь, а ты говорил.

— Что я говорил? Диск, насколько я знаю, не читался, а этот Зяблицын…

— Еще живой? — поинтересовался Сова.

— Понятия не имею, сам понимаешь, не мой уровень. Да и насчет Чжао что-то не очень верится. С ним «соседи» вопрос уже закрыли.

— В прошлом году?

— Так точно.

— Михалыч, я, конечно, человек простой, но ты уж совсем меня за идиота не держи. Этого Чжао уработали за несколько дней до того, как вы «не прочитали» диск.

— Бездоказательно.

— Не скажи. Если ты не забыл, пальчики этого Режиссера есть во всех картотеках.

— Ну.

— Вот тебе и ну. Около месяца назад один гражданин взял да и помер на Ленинградском вокзале.

— Сам?

— Не совсем.

— Ну, помер и помер. «Соседи», думаю, быстренько распорядились его кремировать, так что, нет человека, нет и проблемы.

— А то, что его нашли без двух пальцев на правой руке, ты, конечно же, не в курсе?

— Нет.

— Серьезно?

— Какой мне смысл врать?

— Значит, теперь ты в курсе. Сам понимаешь, любая экспертиза без проблем подтвердит, что клиент год назад был скорее жив, чем мертв. Получается, кое-кто немного ввел в заблуждение мировую общественность.

— И получил премию.

— Совершенно верно, целых пять миллионов евро. Ты хоть представляешь себе, какая поднимется вонь, если это всплывет?

— А это всплывет?

— Очень даже может быть.

— Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

— Без проблем.

— Для начала объясни, какой во всем этом твой интерес?

— Самый что ни на есть.

— Витальевич, ты что решил на старости лет в шантажисты податься? Денег захотелось?

— Денег мне своих хватает, а что касательно шантажа… Как говорится, возможны варианты.