Онлайн книга «Микстура от косоглазия»
|
Олег встал и пошел в прихожую, я побежала за ним. – Подожди! Куприн молча начал надевать сапоги, он согнулся и попытался застегнуть «молнию», но она не поддалась. – В нее мех попал, – заботливо сказала я, – давай поправлю. Олег повернул ко мне красное от натуги лицо. – Сам знаю! – рявкнул он и со всей силы рванул замок. В ту же минуту он оказался у мужа в руке. – Ой, – воскликнула я, – теперь надо новую застежку вшивать! Вот неприятность-то! – Ерунда! – Но как же! На улице мороз! В чем ты пойдешь на работу? – В сапогах! – Но ты у них «молнию» сломал. – Она сама испортилась! – Надо было мне разрешить мех поправить. – Не занудствуй, – коротко бросил Олег и пошел к двери в незастегнутых ботинках. – Эй, ты куда! – На работу. – Но сапоги… Они же… – Плевать. – Надень осенние ботинки. – Господи, как ты мне надоела! – в сердцах воскликнул Олег, выходя на лестницу. – Хуже горькой редьки! – Кто, я? – Ты! И еще, – схамил Куприн, – мне до потери пульса обрыдло видеть Марину Степановну! С этими словами он захлопнул перед моим носом дверь, и через секунду я услышала шум отъехавшего лифта. Несколько минут мне понадобилось для того, чтобы прийти в себя. Нет, вы слышали?! Ему надоела Марина Степановна! Да я ее тоже видеть больше не могу! Вопрос в том, кто привел к нам в дом ее и Вована?! Потом гнев уступил место тревоге. Интересно, что за неприятность стряслась у Куприна на службе, если он так обозлился на меня? Я давно знаю, когда Куприн начинает «строить» домашних, у него на работе форсмажор. Впрочем, следует отметить, что никогда до сих пор Олег не говорил, что я ему надоела! Так что же произошло? – Ты сегодня дома? – спросила Томочка, выглядывая в прихожую. – Да… а в чем дело? – Будь добра, – попросила она, доставая с вешалки комбинезон Никитки, – нам, оказывается, сегодня к доктору, я день перепутала, думала, завтра идти, а заглянула в календарь и спохватилась. – Тебе помочь в поликлинике надо? – Нет, сама управлюсь. Лучше пожарь печенку, она лежит на кухне, на доске. Я постаралась не измениться в лице. Вообще говоря, терпеть не могу готовить, а уж возиться со скользко-мягкой печенью вообще ненавижу, но не говорить же это Томусе, которая целыми днями скачет у плиты, вдохновенно варя на всю семью обеды. – Хорошо, не волнуйся, – бодро ответила я, – пожарю в лучшем виде. – Лук не забудь! – Ладно. – Сметану возьми свежую. – Непременно. – Обваляй кусочки в муке. – Обязательно. – Не пересоли. – Не беспокойся. – А главное, долго не жарь, если передержать на плите печенку, она делается твердой, словно подошва! – Хорошо!!! – Вилка, ты на меня рассердилась? – всплеснула руками Томочка. – Извини, я дала тебе кучу указаний. – Все нормально, – я улыбнулась, – я умею готовить печень по-строгановски, пальчики оближете. Когда Тома и Никитка отправились в поликлинику, я пошла на кухню и уставилась на кроваво-коричневый кусок, лежащий на доске. Да уж, выглядит омерзительно, даже издали видно, какой он противно-скользкий. Но делать нечего. Тут откуда-то сбоку выскочил Лаврик и метнулся к столику. Вмиг котяра взлетел вверх и попытался на моих глазах нагло вонзить зубы в печенку. Я возмутилась до глубины души: – А ну уходи прочь! Ты, между прочим, не единственная кошка в доме! Но никому, кроме тебя, не взбрело в голову разбойничать! Лаврик спрыгнул на пол и сердито произнес: – Мр! – Вот тебе и «мр», – вздохнула я, вытаскивая муку, – кричи не кричи, не видать тебе печенки! Вам, сэр, на ужин приготовили «Вискас». И тут ожил телефон. Я схватила трубку. – Слышь, Вилка, – зачастила Кристя, – ты дома будешь? – Пока да, а что? – Нам восьмой урок добавили. – Очень хорошо, – брякнула я, наблюдая, как Лаврик опять начинает подбираться к печенке. – Вилка! – возмутилась Кристя. – Что ты нашла хорошего в этой ситуации! – Извини, дорогая, хотела сказать: очень плохо. – Ко мне вот-вот придет Ангелина Григорьевна. – Это кто такая? – Учительница по русскому, у нас первое занятие. Ты ей дай пока чаю, ну и скажи про лишний урок. – Ладно, – ответила я и, бросив трубку, кинулась на Лаврика с кухонным полотенцем. Кот ловко увернулся, взлетел на буфет и разразился оттуда целой тирадой, состоящей из гневного мяуканья и нервного пофыркивания. Я вновь приступила к готовке. Но не успела порезать кусок на ломтики, как вновь раздался звонок, на этот раз в дверь. Чертыхаясь, я кое-как вытерла руки, пошла в прихожую и, забыв посмотреть в «глазок», распахнула дверь. На пороге возникла детская фигурка в дубленочке и вязаной шапочке. – Здравствуйте, – пропищала она. – Кристина дома? Я хотела уже сказать: «Нет, приходи вечером, когда твоя подружка сделает уроки», – но тут нежданная гостья сказала: – Я Ангелина Григорьевна, учительница. – Да-да, – засуетилась я, – проходите, раздевайтесь. Ангелина Григорьевна сняла шубку из овчины, вылезла из крохотных, каких-то кукольных сапожек, сунула ступни младенческого размера в принесенные с собой тапочки и стала методично причесываться у зеркала. Все это время, пока она не торопясь приводила себя в порядок, я с тревогой прислушивалась к звукам, доносящимся из кухни. Сначала там что-то зашуршало, потом зазвякало, зачавкало. Похоже, Лаврентий добрался до печенки. |