Книга Промзона, страница 26 – Юлия Латынина

По пути они заехали в РУБОП, чтобы забрать с собой Олега Самарина и собровцев.

Автобуса с собровцами нигде не было. Самарин вместе с заместителями пил пиво в крошечном кабинете. На расстеленной газете благоухала сушеная вобла, и опера были если не пьяные, то уже и не трезвые. Денис вызвал Самарина в коридор.

– Ты чего пикник устроил? Где автобус?

– Денис Федорович, – сказал Самарин, глядя Черяге прямо в лицо, – у меня было впечатление, что ваш холдинг собирается наводить порядок в области. У меня было впечатление, что меня поддерживают люди, которым не безразлично, что губернатор спит с пидором, который контролирует половину наркоторговли в регионе. А выяснилось, что я – всего лишь шестерка в вашей игре, а игра ведется за шахты и за разрезы, а не за порядок и закон. Вчера мне велели собирать компру на Анастаса, а сегодня мне ее велят сунуть в шреддер, потому что шахта теперь ваша и с Анастасом вы теперь целуетесь взасос. Так вот – оттого, что шахта теперь ваша, Анастас не перестал торговать наркотиками. И я его посажу. Так что я с вами не поеду. И СОБРа не дам. Обойдешься пацанами Царандоя.

Денису нечего было на это ответить. Он пожал плечами, повернулся, и пошел прочь.

* * *

К шахте им. Горького подъехали спустя два часа.

Вход в АБК [6] был перегорожен стальной решеткой, а под ступенями, укрывшись пластиковыми щитами, дремал ОМОН. При виде черных джипов ОМОН оживился и выстроился в позицию афинянян при Марафоне.

– А вы, кто, собственно? – полюбопытствовал командир ОМОНа у Дениса и Царандоя, высадившихся из головного джипа.

– Мы владельцы контрольного пакета, – мирно ответствовал Денис, – и хотя по закону мы можем созвать собрание и поменять директора только через сорок пять дней, мы бы очень его просили осознать свое положение и уйти в отставку в течение ближайших пяти минут, потому что он, сука позорная, нас сдал.

– Я не знаю, какой у вас контрольный пакет, – возразил командир ОМОНа, – но я знаю, что владельцы настоящего контрольного пакета сидят в шахтоуправлении с двух часов дня и никаких самозванцев я никуда пускать не намерен.

* * *

Анастас Анастасов узнал о происшедшем на шахте спустя три часа. Он поспешил к губернатору, губернатор заседал с какими-то московскими шишками. Он позвонил Цою: его не соединили. Он бросил все и поехал на шахту имени Горького, что для Анастаса было безусловным подвигом, сравнимым с восхождением на Эверест.

Черягу с Ахрозовым он уже не застал; в заводоуправлении сидел Фаттах Олжымбаев, уже не как временный управляющий, а как представитель акционеров. Анастас влетел в кабинет директора разьяренной кошкой.

– Ты меня обманул! – заорал Анастас.

Фаттах, задрав ноги, лениво глядел в телекамеры, обозревавшие заполненный ОМОНом двор.

– Как это обманул? – лениво поинтересовался Фаттах, – мы договорились, все, что Сляб заплатит – делим на три части. Твоей доли пятьсот тысяч. Мы все отдали.

– Извольский должен был получить шахту!

Олжымбаев пожал плечами.

– Шахта наша.

– Нет!

– Слушай, Стасик, если ты несогласный, верни пятьсот штук.

– Вы чего делаете, а? Вы зачем папу с кремлевскими стравливаете? У папы и так проблемы, а вы!

– У папы станет еще больше проблем, если он не будет помогать тем, кто его поддерживает. А Извольский – реально враг. И враг навсегда. Не заблуждайся, Стасик. В войне не бывает серединки. Это в тебе андрогинное начало говорит.

– Ты сейчас позвонишь Ахрозову и скажешь, что произошло недоразумение. Что он может приехать на шахту.

Фаттах лениво снял трубку.

– Стасик. Не заставляй меня звонить Степану. Все знают, что ты сделаешь так, как скажет тебе Степан.

Анастас выскочил из кабинета Фаттаха, плача. В машине его слезы превратились в истерику.

Фаттах презирал его и даже не давал себе труда это скрыть. Все эти твари презирали его. Большие сильные самцы, от которых пахло потом и кровью, и которые считали, что предназначение мужчины – это бизнес и война. Анастас очень хорошо помнил, что Константин Цой ни разу не пожал ему руку. Не говоря уже о Бельском.

О, Бельский, которым пригрозил ему Фаттах! Все они считали, что Бельский имеет на Анастаса какой-то чрезвычайный компромат. На самом деле компромата не было. Было другое.

Анастас впервые увидел Степана Бельского в 1996 году. Анастас год назад как приехал из Тулы и работал в мужском стрип-шоу, время от времени подкармливаясь порнофильмами.

Как-то в клуб, где трудился Анастас, забрела молодая дочка федерального министра, – девочка широко отметила свое шестнадцатилетие в кругу знакомых и подруг. Из клуба девочка уехала вместе с Анастасом и еще одним парнем. Они прошвырнулись по парочке ресторанов и в конце концов бросили якорь в квартире Анастаса, оборудованной всем необходимым для любви втроем, как-то: широченной кроватью, джакузи, зеркалами на потолке и, конечно же, миниатюрной видеокамерой.

Спустя несколько месяцев перед отцом девочки замаячил пост вице-премьера, курирующего силовые ведомства. Началась борьба, Анастас смекнул, что в его руки попал ценный товар, и анонимно предложил министру выкупить пленку с дочкой. Такое же анонимное предложение было сделано его соперникам.

Спустя несколько часов после затеянного им аукциона Анастас развлекался у себя на квартире с неким молодым человеком. В разгар утех к виску Анастаса прикоснулась холодная сталь, и чей-то далекий и неласковый голос произнес:

– Где снимки, мля?

Анастас обернулся и увидел, что в спальне полно посторонних. Посторонние были коротко стриженые и в черных кожанках, и главным среди посторонних был Степан Бельский.

– А… э… – сказал Анастас.

Это было истолковано как попытка спора. Бельский кивнул, и один из бывших с ним молодых людей подошел к партнеру Анастаса и одним молниеносным движением вспорол ему кожу от лба и до подбородка.

Пленки, разумеется, нашлись тут же. Подраненный любовник Анастаса визжал, как свинья.

– Еще есть? – спросил Бельский, пока голый Анастас ползал у его ног, норовя поцеловать ему ботинки.

– Это все, все, – захлюпал Анастас, – господи, только не убивайте меня, только…

Степан Бельский оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике, отвел курок и выстрелил. Анастас взвизгнул и лишился чувств. Когда Анастас очнулся, то первое, что он вспомнил, был ни с чем не сравнимый панический страх перед нацеленным в него стволами, и вместе с этим страхом – ощущение неземного, ни разу не испытанного блаженства. Какой это был жесткий, страшный, уверенный в себе мужчина! И этот мужчина пощадил его, увидел нежную, ранимую душу Анастаса, душу, алчущую любви и света!