
Онлайн книга «Джаханнам, или До встречи в Аду»
Название компании было «Антарес». Баров механически запомнил юридический адрес. – Что это за контора? – спросил Баров. – Тебя это не должно волновать. – У тебя будут неприятности, – сказал Данила. – Я почти уверен. – Почему? – Безналичные деньги всегда оставляют след. Чтобы их спрятать, нужно знать довольно много вещей, которым не учат в горах Чечни. По моему опыту, очень много русских придурков, которые думают, что они спрятали свои деньги, становятся жертвой заграничных мошенников, скверных финансовых консультантов и банкиров, которые хранят банковскую тайну ровно до той поры, пока на них с треском не наедет швейцарская прокуратура. Я переведу деньги со своих счетов на этот «Антарес». Стив будет молчать. Мои банки будут молчать. Но как только все кончится, Российская Федерация обратится в «Интерпол», и весь твой «Антарес» и то, что из него ушло, накроется медным тазом. – Ты что, набиваешься мне в финансовые консультанты? – Да. – И какой твой гонорар? – Жизнь этого города. – И что ты можешь посоветовать? – Банк. Хочешь, на Багамах. Хочешь, в Бейруте. Сейчас Бейрут очень модное место. – И что сделает банк в Бейруте? – Он создаст какую-нибудь компанию. Например, компанию «Консолидейтед Майнинг», которая имеет лицензию на добычу алмазов в Папуа-Новой Гвинее. В Папуа-Новой Гвинее, правда, нет алмазов, но ведь банк не обязан это знать? – И что компания? – Компания выпустит акции. На двести миллионов долларов. – И кто их купит? – Другой банк. Допустим, в Латвии. Клиент этого банка с номерным счетом. – А откуда возьмутся деньги на счету в Латвии? – С моих швейцарских счетов. – И сколько времени займет вся процедура? – День. Зато я могу гарантировать, что когда Российская Федерация обратится в Интерпол, она ничего не получит. Никто не может запретить латвийскому банку купить у бейрутского банка акции папуа-новогвинейской компании. На двести миллионов. Халид усмехнулся. – Российская Федерация не обратится в Интерпол. – Почему? – Потому что «Антарес» – это помойка Плотникова и его шефа. Они через нее получали откаты с экспорта российского оружия, и, разумеется, они всегда говорили в Кремле, что эти деньги идут на благое дело укрепления вертикали власти. Никто не доносит в Интерпол сам на себя. Деньги пройдут через «Антарес» и уйдут дальше. Баров ударил ладонью по столу. – Ты что, больной, – заорал он, – ты что, не понимаешь? Как только «Антарес» получит эти деньги, на нас упадет атомная бомба! В следующую секунду Халид молниеносным движением сжал пальцы Барова и дернул их вперед и вверх, ломая суставы. Баров дико заорал, Висхан схватил его за волосы и бросил на пол. – Ты что мне сказал, русская свинья? – раздался в вышине голос Халида. Баров корчился на паркете, прижимая к себе пылающую ладонь. Голос его от боли звучал глухо, но твердо. – Что бы ты ни имел на Плотникова, ему плевать. Ни один компромат в России не стоит двухсот лимонов. – Как ты назвал меня, ублюдок? Мы что, равны? – Я знаю Плотникова. Он… Висхан вздернул пленника за волосы, заставляя встать на колени, и тут же страшный тычок разбил ему рот. Следующий удар пришелся в пах. Баров копошился на полу, пытаясь встать. Двое боевиков подскочили к нему и принялись избивать, пока Халид не остановил их гортанным окриком. Баров лежал без сознания. – Воды, – приказал Халид. Откуда-то явилось ведро ледяной воды и обрушилось на голову пленника. Стекая с одежды, вода становилась розовой. Баров заворочался и застонал. Халид подошел к нему и приподнял за слишком длинную челку. – В следующий раз, когда ты назовешь меня больным, – сообщил Халид, – я отстрелю тебе пальцы. Сначала на ногах, потом на руках. По одному. Потом я отрежу тебе уши и набью ими твое распоротое брюхо. А если к этому времени ты еще не помрешь от болевого шока, я отдам тебя Висхану, и он проделает все остальное. Запомни, русский, мы не равны. Даже из очень умной овцы не выйдет глупого волка. Здесь – не кино. Здесь нет героев. И в Ханкале, где из моих родичей делают фарш, героев тоже нет. Если я захочу, ты сожрешь у меня свои собственные кишки с гарниром из собственной блевотины. И в этом не будет ничего героического. Ты понял? Баров закашлялся, выплевывая вместе с кровью лохмотья десен. – Ты понял? Пленник кивнул. – Хорошо. А теперь прожуй зубы и звони куда обещал. * * * Чеченцы перестарались, объясняя русскому правила хорошего тона. На то, чтобы прийти в себя, ушел час и куча хирургических ниток, которыми пришлось сшивать края разошедшейся раны. После перевязки Баров долго лежал, уставясь в потолок и осторожно пробуя языком зубы: некоторые были на месте. Зато в финансовые советники олигарх больше не набивался; когда он набрал номер лондонского финансиста, специализировавшегося на создании и управлении от имени клиента сложными оффшорными холдингами и группами легальных, но непрозрачных компаний, из его носа еще шла кровь, но голос его звучал так спокойно, будто он проводил заседание совета директоров. – Стив? Это Баров. У меня просьба. Мне нужны деньги. Сегодня к вечеру я пришлю реквизиты получающей стороны. Ты должен перевести деньги немедленно, как только получишь реквизиты, и не ставя никого в известность. Голос Стивена Уотерхэма отозвался как ни в чем не бывало. – Сколько? – Двести миллионов долларов. Если у нас на счетах столько нет, продай какие-нибудь бумаги. Лучше не русские. Я склонен предполагать, что русские бумаги за последние два дня сильно подешевели. В трубке на мгновение замолчали. – Данила, – осторожно сказал Уотерхэм, – а ты ведь сейчас на тихоокеанском побережьи России? Где происходят эти ужасные события? – Да. В Лондоне, как всегда, хорошо осведомлены. – Это на первых полосах всех газет. – Я не читал газет последние два дня. Опять секундная задержка. Баров был уверен, что Стив не спросит его какую-нибудь глупость о принуждении и упирающемся в затылок дуле автомата. Стив был одним из лучших финансистов, которых Баров когда-либо видел. Если бы он мог выбирать, кого с собой взять в Кесарев, Баров взял бы этого странного англичанина. – Данила, ты уверен, что… российское правительство не прослушивает этот телефон? – Стив. По ряду причин я полагаю, что российское правительство никогда не поднимет вопроса об этих деньгах и будет страшно опечалено, если его поднимешь ты. |