Онлайн книга «Домик тетушки лжи»
|
– Липа. – Уже не «липа», – отрезали с той стороны. – Почему? – На часы взгляни, – буркнула мегера, – полдень пробило. Я швырнула «Сименс» в «бардачок». Ну и кадры, небось там сидят одни старые девы, вон какие злые, просто собаки. Хотя, например, наши псы излучают только доброжелательность! Делать нечего, придется ехать к этому Бонифацию. Может, у деда имеется внук, названный в его честь. Правда, если учесть, что дедуле без малого сто лет, внучку его небось все пятьдесят. Комаров переулок, кривой и узкий, изгибался во все стороны. Дома тут оказались под стать переулку – кособокие, перекошенные, словно пьяные. Номер семь выглядел совсем уж мерзко. Можно посоветовать киношникам снимать в нем сериал про ужасы войны. Здание смотрело на мир выбитыми стеклами лестничной клетки. Трехэтажное, дико грязное, с облупившейся штукатуркой. Дверь в подъезд стояла нараспашку, ни о каком кодовом замке или домофоне речи не шло. Внутри было холоднее, чем на улице, и резко воняло кошачьей мочой. Первая квартира оказалась, естественно, у самого входа. Звонка не нашлось. Я заколотила в дверь ногой, послышался тихий лай, потом шарканье, затем дверь без лишних вопросов распахнулась. Я глянула на хозяина и вздохнула. На пороге стояла мумия, замотанная в какие-то тряпки. К ногам, обутым в валенки, жалась старая болонка, грязная и клочкастая, на руках мумия держала почти лысую кошку, один глаз у которой был затянут бельмом. Вместе этой гоп-компании двести лет, никак не меньше. – Вы ко мне? – неожиданно бодро поинтересовался дедушка. Собачка ткнулась в мои сапоги и тоненько запла-кала. – Фу, – строго сказал хозяин. – К вам, – ответила я. – Бонифаций Юлианович? Дедуся кивнул: – Вы из собеса? Решив не пугать пожилого человека, я поспешила подтвердить. – Да. – А где Танечка? – Заболела. – Ладно, – смилостивился дедок, – входи, детка, прямо по коридорчику, на кухню. Я добралась до темноватого помещения и села на жесткий венский стул с гнутой спинкой. Надо же, у кого-то они еще сохранились. Помнится, подобные стояли в коммуналке на улице Кирова, нынешней Мясницкой, где прошло мое детство. Собачка вновь ткнулась мне в ноги и зарыдала. Я нагнулась, погладила плачущее животное и обнаружила, что под скомканной шерстью нет тела, одни тоненькие, хрупкие косточки, животное было измождено до предела. Впрочем, и хозяин, и кошка выглядели просто скелетами, один обтянут кожей, другой мехом… – Ты, деточка, зря пришла, – со вздохом промолвил дедок. – Почему? – Так пенсия еще три дня тому назад кончилась, а следующую дадут не скоро, за продуктами идти не надо. Ступай дальше. Я обвела взглядом компанию. – Что же вы едите? – Позавчера каша у нас была, геркулес на воде. – А вчера и сегодня? Бонифаций Юлианович пошамкал ртом: – Собрался я, милая, в «Азазель» пойти, да закрылась наша точка. – Куда? – В «Азазель», трактир тут недалеко был, хозяин мне для Крошки и Васьки пакет давал с объедками, добрый человек. Я тебе по секрету признаюсь, и сам ел. А почему нет? Продукты свежие… Но вот прогорел. Мне бы и не надо еды, да вот Крошку с Васькой жалко. Я просто потеряла дар речи. – Васька еще ничего, – продолжал Бонифаций, кутаясь в нечто, бывшее когда-то одеялом, – а Крошка плачет и плачет, спасу нет. – Дедушка, – проорала я, – сейчас я, мигом, только подожди!!! Вылетев на улицу, я вбежала в ближайший супермаркет и понеслась по отделам. Примерно через полчаса была готова геркулесовая каша. – Экая ты транжира, – качал головой Бонифаций, – на молоке сварила, с сахаром… А это чего? – Колбаса «Докторская». – Ишь ты, – покачал головой дед и принялся аккуратно хлебать овсянку. Я осторожно опустила на пол две миски. Крошка и Васька ринулись к еде. Я никогда не думала, что кошка начнет с таким энтузиазмом есть геркулес. Фифина и Клеопатра ни за что бы не притронулись к этому блюду. Впрочем, наши киски отворачивают носы и от мяса, если оно, на их взгляд, недостаточно свежее. Несчастный же Васька на едином дыхании проглотил угощение, потом вылизал миску и сел около пустой посуды, уставившись на меня круглыми желтыми глазами. Впрочем, Бонифаций Юлианович и Крошка не отстали от кота. Дедушка опустошил тарелку мгновенно и потянулся к кастрюльке. – Сейчас не надо, – пробормотала я, – может стать плохо, вы долго голодали. – Твоя правда, детка, – вздохнул старик, – жадный стал, вот рука и потянулась. – Вы живете тут совсем один? – Как перст. – Никого нет? Ни детей, ни внуков? Бонифаций покачал головой: – Сын умер, была еще внучка, да только она уехала давно, обещала писать, но, видно, не судьба… – Вам никто не помогает? – Ну приходит от вас женщина из собеса, два раза в месяц, да мне чаще и не надо… Пенсии аккурат на два похода в магазин и хватает. Потом он, очевидно, увидал мое вытянувшееся лицо и быстро сказал: – Я не жмусь, мы хорошо живем, в этом месяце только поистратились, потому что пришлось телевизор чинить. И он ткнул пальцем в маленький черно-белый агрегат. – Не могу без новостей, ты погоди, сейчас тебе кой-чего покажу… С этими словами дедушка пошел к двери. – А как звали ваших родственников? – поинтересовалась я. – Сына Егором, внучку Катей, – ответил Бонифаций и добавил: – Жена еще была, Елизавета Андреевна, царство ей небесное, светлая память… А больше и никого. Он ушел. Я осталась сидеть на холодной кухне, разглядывая руины мебели и остатки посуды. Грязные занавески свисали с ободранного карниза, здесь не было даже тараканов, от которых так страдают старые дома, расположенные в центре. Скорей всего хитрые насекомые не заглядывали в квартиру, зная, что там нечем поживиться. Внезапно Крошка подошла ко мне и села у ног, преданно глядя в глаза. |