
Онлайн книга «Повелитель снов»
А наши нас уже схоронили вроде. Пакистанское радио сообщило: уничтожен караван, при нем два русских советника. Генерал Романенко собрал наших, вздохнул: «Ну что, будем к Героям представлять? Посмертно…» Кто-то спросил: «А если вдруг живы?» – «А если живы, то к Красной Звезде». …А тут еще сосед мой, он по другому ведомству служил, радио пакистанское послушал, напился, к жене пришел да все и выложил – как он потом сказал, обиняками: дескать, чтобы к отъезду готовилась, такие дела… Наташка посерела вся… …Нам до нашего батальона километров пять осталось, шли мы долго вкруговую, чтобы на новую засаду не попасть; и тут глядим – наши «МиГи», со звездочками! Пустили ракету, да думаем – не углядели они – быстро пронеслись, а мы в ущелье, на самом дне. А они – вернулись, крыльями покачали… Вертолеты сопровождения появились, и – от души отлегло: вот теперь точно – живы! – Говорят, те, кого до поры похоронили, живут долго. – Может быть… – Помнишь, у поэта? Здесь лежит легионер. Под жгучим кварцем. Он в сражениях империю прославил. Сколько раз могли убить… А умер – старцем. Даже здесь не существует, Постум, правил [15] . – Два брата у меня было. Как в песне: «Один мой брат решил стать моряком и бороздить земные параллели…» Утонул в двадцать четыре года. Второй, как и отец, шофером работал. Умер за баранкой в сорок два. Сердце. Кто поймет эту жизнь? А после Афгана я три месяца в Москве отчеты писал, а потом – направили в самый глухой угол Казахстана, снова на китайскую границу. Наградные документы где-то по штабам затерялись, и кадровик смотрел на меня как на сосланного: два года в Афгане, ни единой медальки, место службы определили такое, что… Потом – в один день пришли документы сразу на пять боевых наград; следом – присвоили внеочередное, а еще через год направили в Москву, в Краснознаменный институт КГБ СССР. Казалось, «поймал бога за бороду» и перспективы радужные… В июле девяносто первого получил распределение в Бактрию, а дальше – ты знаешь. «Августовский недоворот» и – пошло, поехало… «Пришли иные времена, тебя то нет, то лжешь, не морщась…» Ладно, мы к ним были готовы не хуже других. Я хочу, чтобы ты понял, Олег. Здесь, в Бактрии, да и в Крыму вообще в начале девяностых царил настоящий бандитский произвол. И прекратить его можно было только силой. Мы и прекратили. Называй это как хочешь – «перекрышовка». У вас что, на Москве, не так? – Ты оправдываешься, что ли, Сашка? – Да нет же… Я хочу, чтобы ты понял. Или сам хочу понять… Куда делись мы прежние, Олег? Что с нами сталось, с теми? И – кто мы, нынешние? – Это жизнь. Ты в нее или вписываешься, или она тебя списывает. На пенсию, рыбу ловить, шептунов пускать и гроши экономить. Мир стал другой. А прошлое… Оно ушло вместе с нами, прежними. – Ты знаешь, Олег… все у меня есть в этом «другом мире». И – никого рядом. Пусто. – Такая твоя доля. – Судьба. – Можно и так сказать. – Кто мы теперь, Олег? – Ты – генерал, я – странник. – Странник? Где же твоя котомка, странник? – Обронил. – Откуда ты узнал, что я генерал? – Все местные в курсе. Гордятся. – А в курсе чего еще они, эти местные? – Слухов много. – Для них слухи, для меня – головная боль. Но раз уж ты объявился… «Словно мухи тут и там, ходют слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам…» Ты не смотри, что я навеселе… На самом деле… – …тебе сегодня невесело. – Мне давно невесело. Мир вообще – суров. – Ты видишь его не с той стороны, генерал. – Да? А где она, та сторона? – Гнатюк снова повернулся к морю, долго смотрел… – Так и хочется поверить, что там, за дымкою горизонта, – небывалые страны и неизведанные земли и в прозрачных лагунах плещутся юные красавицы, а их мужчины – прекрасны и благородны… А на самом деле? Вон за той дымкою – турки, персы, арабы, а дальше – голод и вырождение Черной Африки… – Гнатюк мотнул головой, плеснул себе еще коньяку, выпил, разжевал лимон, сказал: – Будет. Время ностальгии и рефлексии стоит считать завершенным. Раз уж ты объявился и вышел на инициативный контакт… В каком ты теперь чине, Дрон? – Ни в каком. На вольных хлебах. Журналистика. Переводы. Путешествия. – И – все? – Нет. Еще я – даю советы. – Ты мне позвонил, чтобы дать совет? – Если спросишь. – Спрошу. Как жить дальше? – Счастливо. – Умно. Такими советами много не заработаешь. У нас тут советчиков – выше крыши. Одни – карты Таро раскладывают, другие – стебли тысячелистника на дерюжку вытрясают, третьи… И знаешь, что я тебе скажу, Дрон? От судьбы не уйдешь. – Это логическое умозаключение или эмпирический опыт? – Это жизнь. – Понятие судьбы было отвергнуто одним из первых Вселенских соборов, как идейно близорукое и классово чуждое. – Ты серьезно разговаривать можешь, Дрон? – Ты же знаешь, Саша, я абсолютно серьезен. Всегда. Порою – до тошноты. Но мыслям смутным и думам тяжким стараюсь придавать форму легкую и изящную. В лучших традициях российской словесности. – Кому теперь нужна российская словесность? – Она, может быть, не для «теперь» и написана, а? – «Даже здесь не существует, Постум, правил…» Ладно, я рад, что ты объявился. Здесь так мало осталось людей, которые знали меня прежним… Вернее, никого не осталось. Совсем. Помнишь девиз? «Никто, кроме нас». А теперь… «Черный человек, черный…» И – никого, кроме него. Такие дела. Глава 36
Генерал снова долго смотрел на море. Потом снова пробормотал отрешенно: – «Черный человек на постель мне садится, черный человек спать не дает мне всю ночь…» – Посмотрел мне в глаза, развел уголки рта в подобие улыбки. – Самое забавное знаешь что? Как раз перед выездом на встречу с тобой мне доложили: черный человек мертв. – Саша опустил взгляд, покачал головой. – Не подумай, что я заговариваюсь или еще что… На пустыре в старом городе час назад обнаружен труп мужчины лет тридцати; при нем – никаких документов и денег. Часов тоже нет. С виду – африканского или арабского происхождения. Но для араба – черен, для африканца – светел. Да и волосы не курчавые – волнистые. Судя по всему – иностранец. И знаешь, что во всем этом хорошего? Как в анекдоте: «Напэвно бачу, шо нэ москаль». – Чем тебе-то москали не угодили? – спросил я, а в душе завибрировало тревожно: тот самый! Отчего он умер? Отчего? |