Книга Взгляд Медузы, страница 14 – Торкиль Дамхауг

— Она собиралась на прогулку в лесопарк, — сказала она, нарезая бисквитный тортик, испеченный дома на выходных. — А после этого ее никто не видел.

Каждую пятницу, а иногда и по понедельникам Рита приносила на обед какое-нибудь домашнее угощеньице, и уже не раз Ингер Беата заводила с Акселем разговор о том, как бы это сказать Рите, не обидев ее, что они больше не в состоянии объедаться пирогами. Аксель от души посмеялся над ее озабоченностью и предложил каждому полагаться на собственную изобретательность.

— А кто-нибудь из вас знает, кто она?

— А почему мы должны это знать? — спросила Ингер Беата, рот которой был набит салатом.

Аксель знал, что она хотела обсудить с ним ведение одного своего пациента. Но она, конечно, не захочет этого делать в присутствии студентки. Придется ему заглянуть к ней в конце рабочего дня.

— Вы оба с ней знакомы.

Ингер Беата бросила взгляд на Акселя, тот отвел глаза.

— Ну давай же, Рита, не тяни! — раздраженно сказала она.

— Хильда Паульсен, физиотерапевт из центра на Майурстюа.

— Да не может быть! — воскликнула Ингер Беата.

Рита, поглядывая то на одного, то на другую, протянула им блюдо с бисквитом.

— В полиции считают, что ее убили.

Аксель резко повернулся к ней:

— А ты откуда знаешь?

— У одной моей подруги дочка работает в «ВГ» [8] . Они там все про это знают. В полиции думают, что, наверное, Хильда Паульсен встретила кого-то на прогулке или что кто-то караулил ее в лесу.

Она вздрогнула, и блюдо с бисквитом чуть не опрокинулось на стол.

Ближе к четырем в кабинет к Акселю зашла Мириам:

— Я закончила заполнять карточки.

Он молча продолжал работать.

— Я насчет женщины, на машину которой наехали сзади, — напомнила девушка. — Нет ли у нее хлыстовой травмы шейного отдела?

— Я посмотрю сегодня.

Она не уходила:

— Вы такой задумчивый сегодня…

Он убрал волосы со лба и только после этого поднял взгляд от бумаг и посмотрел на нее:

— Входи, садись.

Она прикрыла дверь.

— Мне жаль, если вы… — начала она, — о чем мы в среду разговаривали.

Глаза у нее были даже больше, чем ему помнилось, или, может, это она их подкрасила так удачно. Под белым халатом на ней была надета маечка. В том месте, где выпирали грудки, маечку украшали большие блестящие буквы.

— У тебя какое-то тайное послание на груди? — спросил Аксель, не удержавшись от улыбки.

Она покраснела и запахнула халат:

— Это мне подруга на день рождения подарила. У меня других стираных маек не оставалось.

— Дай-ка взглянуть, — попросил он.

Поколебавшись, она распахнула халат. Он неторопливо разглядывал витиеватую надпись.

— М-и-р-и-а-м, — прочел он вслух. — Вот сегодня у меня есть время, Мириам. Я имею в виду, зайти выпить чашечку кофе.

Сидя рядом с девушкой на заднем сиденье такси, Аксель сказал:

— Ты права, сегодня мне действительно есть о чем задуматься.

Он откинулся на мягкую спинку:

— Женщину, которую не могут найти, я встретил в тот самый день, когда она пропала. Может статься, я последний, кто видел ее в живых.

Больше он ничего не стал говорить, пока не уселся поудобнее на диване в квартире Мириам. В гостиной было выделено место для плиты и кухонных принадлежностей, а в одном углу устроена ниша, где, предположил он, стояла ее кровать.

Пока она расставляла чашки и блюдечки, Аксель рассказал о том, как встретил в лесу пропавшую женщину. Ему почему-то казалось важным передать их разговор слово в слово, как он ему запомнился. Упомянул он и о чем тогда подумал, что не каждая женщина осмелится вечером гулять по лесу в одиночку, и по завершении своей прогулки.

Мириам разлила по чашкам кофе из френч-пресса. Он пригубил. На вкус, скорее всего, «Ява» из синей упаковки.

— Вкусный кофе! А ведь я знаток по этой части.

Ее мысли явно все еще были заняты тем, что она только что услышала.

— А вот перед тем, как вы встретились, — сказала она, опустившись на стул с другой стороны стола, — вы ведь купались в озерце в дальнем уголке лесопарка и нашли шалаш из веток?

— Не знаю даже, чего это я расселся тут и разглагольствую, Мириам!

— Вы не подумайте, что мне ваши разговоры могут наскучить.

Ее действительно интересовали даже мельчайшие подробности. Ее вопросы придавали всему особую значимость, которой он сам вначале не разглядел. И он тут же представил себе, как он мог бы взять ее с собой туда. К озеру и к шалашу. Ему пришлась по вкусу мысль прогуляться по лесу вместе с ней. Аксель чуть было не предложил ей это, но удержался. Вместо этого он заговорил о том, что ждет его дома и к чему он скоро должен будет вернуться. Об уроках верховой езды и футбольных тренировках, о совместных трапезах за обеденным столом. О Марлен и о Томе, о Даниэле, который уехал учиться в Нью-Йорк, и о Бии, пишущей статьи в модный журнал, в котором раньше она работала редактором. Он рассказывал все это, чтобы снять то напряжение, которое постепенно стало ощущаться между ними; вроде бы помогло.

— Ты из тех, кому люди раскрывают свою душу, Мириам. Знаешь ли ты это? Если бы ты работала в полиции, тебе наверняка пришлось бы выслушать немало признаний.

Она отвернулась и взглянула в окно:

— Так со мной было всегда. Истории, которые мне довелось услышать, продолжают жить у меня в душе. Бывает, я еще долго сижу и вспоминаю их, когда человек уже ушел от меня.

— Как же ты сможешь работать врачом? Нельзя же носить в себе все это — такого не выдержать!

Она подула на кофе и отпила глоток.

— Придется мне научиться жить с этим. Научиться возводить стену между собой и людьми. Мне кажется, у меня уже немного получается.

— Я, во всяком случае, не стану больше грузить тебя рассказами об этой истории. — Он отставил чашку в сторону и поднялся.

Он остановился возле стула, на котором она сидела. Мириам запрокинула голову. На ее лицо падал сероватый свет из чердачного окошка. Зеленоватых крапинок, которые он раньше заметил у нее в глазах, сейчас не было видно. Аксель впервые ощутил, что за ее спокойствием скрывалось и что-то иное. Пожалуй, почувствовал это сразу, когда она впервые пришла в клинику… А он не задал ей ни одного вопроса о ее жизни. Надо было постараться избежать таких разговоров, которые могли бы привести к ее превращению в нечто большее, чем юная студентка, с которой он будет общаться несколько осенних недель перед тем, как она навсегда исчезнет из его жизни. Аксель чувствовал, что снова может контролировать ситуацию, и не хотел утратить этого ощущения. Все же спросил: