Онлайн книга «Миры Непримиримых»
|
– Погоди… – Хуураданцы не прощают обид! – Что за выжигание цнбр? Ходват молниеносно обернулся, обжег яростным взглядом, неуместно смотревшимся на юном лице, и прорычал сквозь зубы: – Не забывайся, чужеземец! И не смей распускать свой грязный язык в сторону святыни Сердца! Дар опешил от этой перемены. Интонация речи и даже громкость фразы сейчас были чисто саудраковскими. Похоже, разговор коснулся деликатной темы. Неужели слово «цнбр»?.. – Я на многое могу закрывать глаза, чужеземец, – щелкал и хрипел Ходват, – но ты не смеешь оскорблять моих корней! – И не думал даже! Но ведь ты сам произнес это несколько раз… – Или ты попросишь у меня прощения здесь и сейчас или я зарублю тебя прямо на этом дроме! – Хорошо-хорошо. – Дар сгорал от любопытства. – Прости, что неумышленно обидел тебя. – Не меня, а мою цнбр! – Не тебя, а твою цнбр… Брови Ходвата взлетели вверх, и тут же раздался звон выхватываемого шиташа из притороченных к седлу ножен. На губах юноши кипели проклятия. Жалобно скрипнули ремни от яростного рывка, зашипел рассекаемый сталью воздух. Но возница сидел спиной к Дару, привязанный как паук в центре паутины, и его удару было не суждено достичь цели. Было заметно, как он переводил взгляд с одного ремня на другой, не решаясь перерубить все эти рукотворные путы. – Не надо так волноваться! – примирительной скороговоркой зачастил опешивший Дар, отклоняясь назад, сколько позволяли ремни. – Если тебе не хочется, я больше вообще не буду произносить этого слова!.. Хотя я даже не знаю, что это такое. Почему ты так злишься? Снизу послышалось хрипящие звуки еле сдерживаемого смеха. Похоже, вся сцена доставила немало удовольствия чернокостнику. – Потому что ты многократно оскорбил вслух то, о чем не смеешь даже думать! – Молодой хуураданец бешено переводил глаза с Дара на пленника и обратно. – Но я действительно не знаю, Ходват! И память моя молчит! Дрохуг повернул косматую голову, словно заинтересовавшись динамикой эмоциональных перепадов своих седоков. Его большой голубой глаз глянул обиженно. Жесткие косички с выгоревшими красными и синими ленточками взвились и упали перед самым лицом Ходвата. Молчание было долгим. Юноша замер с шиташем в вытянутой руке. Даже по его спине, казалось, было видно, как он тужится решить эту сложную психологическую задачу. Виновен ли в оскорблении тот, кто не знает, что это оскорбление? С таким вариантом ему явно еще не доводилось иметь дела. Наконец медленно, с хорошо различимым скрипом, Ходват засунул шиташ обратно в ножны. – Ну х-х-хорошо! – наконец промолвил он. – Только ты еще раз попросишь прощения. Прямо сейчас! И будешь точно повторять то, что скажу я. – Хоть десять раз, – с облегчением заверил Дар, захваченный желанием наконец-то узнать, что же такое эта таинственная цнбр. – Говори: «Прости меня, что, не понимая того…» – «…не понимая того», – эхом повторил Дар. – «…я нанес обиду ц… кха-хгм… Сердцу клана Хуурадан». – «…нанес обиду Сердцу клана Хуурадан», – послушным тоном молвил Дар. Ходват удовлетворенно кивнул и добавил: – «И я считаю, что Атсинбирг Хуурадана есть самая благородная Атсинбирг Рортанга». – «…я считаю, что Атсинбирг Хуурадана – самая благородная Атсинбирг Рортанга…» Спереди тут же донесся счастливый смех. Ходват в мгновение вновь стал юношей, почти ребенком. – Я что-то сказал не так? – Все так, чужеземец! Все, что ты сказал, истинная правда! За это мы и рискуем своими латнирами! – Тогда почему ты смеешься? – Потому что мне еще не доводилось видеть, чтобы чужаки так спокойно признавали превосходство хуураданского корня! Я только один раз слышал, как плененный ю'линнор вымолвил эти слова. Но перед этим всех кровников и циников Хоргурда допускали к нему для расплаты. И уж точно после этого он лишился своего латнира! Дар невольно содрогнулся, представив это зрелище. И в то же время отметил, что в речи Ходвата таинственная «цнбр» получила несколько синонимов, произносить которые не возбранялось – «реликвия», «сердце клана», «Атсинбирг». – Расскажи, что такое эта… Атсинбирг? – Это знают даже дети! – жестко отрезал Ходват. – Я не знаю. – На-на… – насмешливо отозвался юноша. – И почему ты в первый раз произнес другое слово, то, которое мне нельзя говорить? Молчание было ответом. – Это означает то же самое? Разговор не клеился. Тема «цнбр» почему-то была запретной для Дара, но свободной для Ходвата. И раз прямые вопросы с успехом отсечены молодым погонщиком, оставалось только вывести его самого на беседу об этой «цнбр». – Ладно, оставим это. Поговорим о войне. – Вот это намного лучше! – тут же откликнулся юноша. – Сам ты кровник иль циник? – Мою Атсинбирг а'зардам не достать, я родом из города Карн, – гордо заявил хуураданец. – Но между нами лежит большой долг. – Что за долг? – «…Латнирам врага висеть на стене, латнирам предков покоиться в атате!..» – с пафосом продекламировал юноша. – «…И старший птенец гнезда полетел спасать славу и честь…» Вероятно, рифмованная цитата была частью какой-то песни и отвечала на вопрос, но Дару она не дала ничего. – И?.. – Отец был элитаром, другом Саудрака, – холодным и каким-то сырым тоном проговорил Ходват. – Я старший сын воина. Я должен разыскать латнир отца. Он погиб где-то в этих местах… возможно, сражаясь против а'зардов. А может быть, бился с этими черными! Ни тела его, ни латнира не найдено. Также пропали десять его дромаругов. Наверное, они были из Изирдора – те, кто опозорил мой род. И кто знает, может, стена одного из вражьих домов держит латнир отца. Пока я не верну его в родовой атат, этот позор омрачает доблесть моей крови. – Дромаруги – это… – …отаруги на дромах! Дар задумчиво кивнул. Стало понятно присутствие столь молодого тангра в истребительном отряде, так же как и его беспощадность. – Стало быть, ты кровник? – негромко спросил Дар. – Стало быть, я кровник, – так же тихо подтвердил юноша. – А Саудрак? – Об этом спроси у него самого. – Ты сказал, что в отряде кровники и циники. Циников много? – Больше половины. Дар вдруг ощутил, что ужасно устал. Тяжелый рокот скачки дрома сводил с ума. Звук был слышен не только ушами, он передавался через седло, через кости скакуна – прямо в тело седока. Затекшие колени сначала ломило, теперь они будто отнялись. Вдруг сильно стал чувствоваться запах, проникавший через попоны, – густые зловонные испарения, исходившие от шкуры дрома. |