Книга Настанет день, страница 45 – Деннис Лихэйн

Дэнни усмехнулся:

— Значит, в тот день, когда я тебя нес… когда я с ума сходил, пытаясь подбирать итальянские слова, ты отлично понимала по-английски?

Тесса чуть приподняла брови и слабо улыбнулась.

— Я в тот день ничего не понимала, кроме боли. А ты хочешь, чтобы я тогда еще понимала по-английски?.. Этот ваш… безумный язык. Говорите четыре слова, где хватило бы одного. Помнить английский в тот день? — Она отмахнулась. — Глупый мальчик.

— Мальчик? — повторил Дэнни. — Я на несколько лет старше тебя, милочка.

— Да, да. — Она закурила очередную едкую сигарету. — Но ты мальчик. У вас страна мальчиков. И девочек. Никто так и не вырос. Вы слишком много радуетесь.

— Чему радуемся?

— Этому. — Она взмахнула рукой, указывая на небо. — Этой большой глупой стране. У вас, американцев, нет истории. Только «сейчас». Сейчас, сейчас, сейчас. Одно хочу сейчас, другое сейчас.

Дэнни ощутил внезапный прилив раздражения:

— Но при этом все чертовски торопятся удрать из своих стран и приехать сюда.

— Ну да. Улицы, вымощенные золотом. Великая Америка, где каждый может нажить богатство. А что с теми, кто не смог? Как насчет рабочих, полисмен Дэнни? А? Они работают и работают, а когда заболевают, компания говорит им: «Прочь. Идите домой и не возвращайтесь». А если они поранятся на работе? То же самое. Вы, американцы, всё болтаете о вашей свободе, но я вижу одних рабов, которые думают, будто свободны. Я вижу компании, которые обращаются с детьми и родными рабочих по-свински, как…

— И все-таки ты здесь.

Она пристально посмотрела на него большими темными глазами. Это был осторожный, вдумчивый взгляд; он уже привык к нему. Тесса никогда ничего не делала бездумно. К каждому дню она относилась так, словно сначала должна его изучить, а потом уже дать ему оценку.

— Ты прав. — Она стряхнула пепел, постучав сигаретой о парапет. — У вас страна куда более… abbondante , [43] чем Италия. У вас эти большие города. У вас в одном квартале больше автомобилей, чем во всем Палермо. Но вы очень молодая страна, полисмен Дэнни. Вы как ребенок, который считает себя умнее отца и дяди, а ведь те жили до него.

Дэнни пожал плечами. Он заметил, что Тесса смотрит на него, спокойно и настороженно, как всегда. Он резко отодвинулся.

Однажды вечером в Фэй-холле он сидел в дальнем конце зала, ожидая начала очередного собрания, когда вдруг понял, что уже добыл все сведения, которых от него ждали отец, Эдди Маккенна и Старейшины. Так, он узнал, что Марк Дентон был как раз тем человеком, каких они опасались: умным, спокойным, бесстрашным и осмотрительным. Он узнал, что его доверенные лица — Эммет Стрэк, Кевин Макрей, Дон Слэттерли и Стивен Кирнс — сделаны из того же теста. Еще он узнал, кто здесь пустой шлак, то есть кого легче всего склонить на свою сторону, подкупить.

И когда Марк Дентон снова прошагал по сцене к трибуне, чтобы открыть собрание, Дэнни обнаружил, что за время, прошедшее с первой встречи, уже выяснил все, что необходимо. В первый раз он сюда явился семь собраний назад.

Оставалось посидеть с Маккенной или с отцом, все изложить, и тогда он окажется на полпути к золотому значку. А может, и ближе, черт побери. Протяни руку — и возьмешь.

Почему же он все еще здесь?

Этот вопрос он задавал себе уже месяц.

Марк Дентон произнес: «Джентльмены»; голос его звучал тише, чем обычно, он почти шептал:

— Джентльмены, прошу внимания.

Было что-то особенное в этом шепоте: его услышал каждый. Тишина накрывала зал волнами и наконец докатилась до задних рядов. Марк Дентон благодарно кивнул. Он слабо улыбнулся и несколько раз моргнул.

— Как многим из вас известно, — начал Дентон, — меня готовил к службе Джон Темпл из Девятого участка. Он говаривал, что если ему удастся сделать копа даже из меня, то не будет причины отказываться даже от дамочек.

По рядам пробежали смешки.

— Полицейский Джон Темпл скончался сегодня днем. Причина — осложнения после гриппа. Ему был пятьдесят один год.

Те, что были в шляпах, сняли их. Более тысячи мужчин склонили головы в прокуренном зале. Дентон заговорил снова:

— Мы могли бы также почтить память полицейского Марвина Тарлтона из Пятнадцатого участка, этой ночью он умер по той же причине.

— Марвин умер? — вскрикнул кто-то. — Да он же шел на поправку.

Дентон покачал головой:

— Его сердце отказало вчера в одиннадцать вечера. — Он наклонился над трибуной. — По распоряжению управления семьи обоих не получат компенсаций, причитающихся в случае потери кормильца, поскольку городские власти уже вынесли аналогичное решение по ряду подобных случаев…

Его на какое-то время заглушили недовольные «у-у», свист, грохот переворачиваемых стульев.

— …поскольку, — надрывался он, — поскольку… поскольку…

Нескольких человек затащили обратно на места. Постепенно все притихли.

— Поскольку, — повторил Марк Дентон, — город считает, что эти люди умерли не при исполнении.

— Как же они тогда заполучили этот чертов грипп, а? — крикнул Боб Реминг. — Подцепили от своих собак?

Дентон произнес:

— Власти ответят, что да. Собакам собачья смерть. Город считает, что грипп они подхватили случайно. Вот то, с чем нам приходится соглашаться.

Он сошел с трибуны, и тут в воздух взлетел стул. В считаные секунды началась потасовка. За ней — вторая. Перед самым носом у Дэнни тоже замахали руками, и он отступил назад. Зал наполнили вопли, здание словно сотрясалось от гнева и отчаяния.

— Вы разозлились? — крикнул Марк Дентон.

Дэнни заметил, что в толпу вклинился Кевин Макрей и разнял двух дерущихся, просто схватив их за волосы и сбив с ног.

— Разозлились? — снова крикнул Дентон. — Тогда вперед, дубасьте друг друга, черт побери.

Зал начал успокаиваться. Половина собравшихся уже вновь повернулась к сцене.

— Вот чего они от вас добиваются, — провозгласил Дентон. — Чтобы вы сами себя исколошматили до полусмерти. Валяйте. Мэр, губернатор, городской совет — они все над вами только посмеются.

Все снова уселись.

— Вы достаточно разозлились, чтобы наконец сделать что-нибудь? — спросил Марк Дентон.

Молчание.

— Ну? — крикнул Дентон.

— Да! — прокричал в ответ хор из тысячи голосов.

— Мы — профсоюз, ребята. А это означает, что мы собираемся вместе как единый орган, с единой целью. И мы потребуем соблюдения своих прав. Прав человека. Кто-нибудь из вас хочет это трусливо пересидеть? Тогда сидите, черт побери! А остальные — покажите мне, кто мы такие.