Онлайн книга «Девять воплощений кошки»
|
– Или маньяк ее убил, – сказала Катя, вспомнив коридор с пятнами крови на стенах и на полу. – Она бежала, кричала, а за ней гнались. Сколько примерно ударов ей нанесли? – Около десяти ударов тупым тяжелым предметом. Маньяк в музее? Среди этих музейных божьих коровок? – Я просто озвучила третью версию, Алексей Петрович. – Маловероятно. Но это тоже версия. Ладно, а теперь начистоту. – Давно пора, – сказала Катя и сама поразилась – как это она вот так разговаривает с генералом, начальником МУРа! – Вы ведь тоже под подозрением, коллега. Вы и эта ваша подруга-фотограф. Ее как раз допрашивают. Кровь на одежде – это очень нехороший знак. Нас, сыщиков этот знак всегда настораживает. Я с вами откровенен – вы уже в числе моих подозреваемых. – Я понимаю. – Но я на всем этом до поры до времени не зацикливаюсь. Умный сметливый подозреваемый тоже ведь может послужить делу расследования, внести свою лепту. – Это как же? – А вы подумайте, вы умная и толковая. По прошлым-то нашим делам – сколько энергии, сколько рвения, я ведь помню. – Давайте уж совсем начистоту, Алексей Петрович. – Мне тут нужен сотрудник внутри. – В музее? – Именно. – Но я… – К счастью, у вас хватило ума не информировать их тут, кто вы на самом деле и откуда. Мне нужен здесь внедренный сотрудник, агент для работы. Катя вспомнила, как Гущин иногда ворчал: МУР без агентуры ни одного преступления не способен раскрыть. И Катя решила это проверить сейчас: – Зачем вам внедренный сотрудник, есть же более эффективные методы. – Какие, например? – Ну, например, прослушка всех разговоров по мобильным телефонам. – Нет, тут люди к большим ценностям приставлены. И умеют эти ценности хранить, собирать, приумножать. И не болтать о том, что в запасниках лежит. Ученые, искусствоведы. Эти об убийстве трепаться по телефонам не станут. А вот в кулуарах, конечно, заговорят, станут обсуждать втихомолку. Шутка ли – завалить эксперта Счетной палаты в стенах музея, когда та приехала с большой проверкой. – Вы хотите, чтобы я работала на вас здесь, в музее? – спросила Катя прямо. – Да, считайте, что это вроде репортерского задания… вы же в пресс-службе работаете, коллега… так вот репортерское расследование со сливом информации нам, МУРу и без возможности публикации в будущем. – А что я получу взамен? – спросила Катя. – Ничего. – Нет, так дело, Алексей Петрович, не пойдет. – Ничего, кроме того, что я избавлю вас от скучной и печальной участи подозреваемого в убийстве. От всех этих допросов в кабинете следователя. Ну и так далее. – Во-первых, с возможностью публикации в будущем, когда дело раскроем. И во-вторых, я без Анфисы тут работать не смогу, – заявила Катя, подумав, как бы и подружку уберечь от «скучной и печальной участи». – Она профессиональный фотограф, и это целиком ее проект к столетию музея. Нам сегодня уже не удастся больше здесь фотографировать – оно и понятно. Но проект-то остается. – Хорошо, работайте с ней, как с напарником. Так даже лучше. – Но у меня полно дел в пресс-службе… – Я договорюсь, позвоню. Ваши статейки там подождут. Вы завтра приедете сюда в музей. Это займет несколько дней, пока обстановка не начнет проясняться. Это теперь будет место вашей работы. – Я не знаю, согласится ли Анфиса… Елистратов только хмыкнул. – Ну хорошо, выбора вы не оставляете. Иначе затаскаете нас по допросам и очным ставкам. Только я должна быть в курсе. – В курсе чего? – Вашего расследования, как дела продвигаются. Как же я тут все стану узнавать, вынюхивать, – Катя смотрела на начальника МУРа нагло, с вызовом, – если вы меня втемную держите. – Узнаете ровно столько, сколько это будет необходимо для дела. И насколько я сочту нужным вас проинформировать. – Ладно, тогда начнем с допросов. Я хочу знать, что они все, кого вы сейчас допрашиваете по горячим следам, показали на первом допросе. – Это разумно. Ваша просьба принята. Прошу, – Елистратов открыл перед ней дверь в комнату техников. Там – никого. – Часть показаний представим вам в письменном виде. Сейчас как раз начался опрос сотрудников музея, находящихся в здании. С некоторыми я поговорю сам. С вашей подругой и также с гражданкой Шумяковой. – С кем? – С Шумяковой Ариной Павловной, смотрительницей, с которой вы вместе труп нашли. Вы раньше с ней встречались? – Нет. То есть, только сегодня в музее, когда мы снимали в Египетском зале. – А чего она вдруг ночью поперлась в техническую секцию? Катя начала объяснять, что когда они пришли во второй раз делать ночные фотоснимки в Египетском зале, там погас свет, и обе смотрительницы решили, что надо звать техников или электриков. – На ней ведь тоже следы крови, – сказал Елистратов, – на туфлях, на подошвах и на колготках, как мне эксперты доложили. И на рукавах. – Она нам подниматься помогала в темноте. Наступила в лужу крови, мы там все перепачкались. Она же с нами была. – Знаете, классический прием убийцы – явиться на место убийства вместе с кем-то или одному и разыграть, что он якобы обнаружил тело. Следы-то могли на одежде остаться – брызги, например, следы ДНК. А так вроде все объяснимо – нашел тело, подумал, что потерпевший еще жив, старался помощь оказать. В результате – перекрытые следы, расследование затруднено. – Она нам помогала подняться, – повторила Катя, – Все, что вы говорите о попытке сокрыть следы путем перекрытия их, можно отнести и к нам с Анфисой. – А я этого тоже не исключаю, – хмыкнул Елистратов. – Но допрашивать сейчас буду смотрительницу Шумякову. – Для чего смотрительнице так зверски убивать аудитора Счетной палаты? – спросила Катя. – Знаете, в Египетском зале работает ее напарница по имени Василиса. Так вот я ее тоже видела раньше, как и эту Дарью Юдину. И в том же самом месте. В Красногорске. В «Приюте любви». – Где? Название на публичный дом смахивает. – Это гостиница для кошек. – Ладно, разберемся. Вы хотите послушать допрос, тогда прошу вас, – и Елистратов, окинув комнату техников ястребиным взором, распахнул шкаф для одежды. – Ничего лучше, увы, коллега, пока предложить не могу. Но спрятаться тут можно. Только постарайтесь не чихать. Катя онемела от изумления. Как?! Ей?! Прятаться в шкафу?! Елистратов буквально затолкал ее туда. Катя запуталась в ворохе синих, пропахших ядреным мужским потом спецовок. |