Книга Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору, страница 27 – Дмитрий Емец

Улита присела рядом, разглядывая его.

– Часа четыре форы у нас есть. За это время наш оживленец полностью восстановится. Разумеется, если мы не отрубим ему голову и не возьмем ее с собой как сувенир, – со знанием дела сказала она.

Мефодий, чей гнев сразу остыл, сделав немалое усилие, отвел руку с мечом. Клинок в возбуждении дрожал. Ему не терпелось нанести завершающий удар. Сталь разочарованно зазвенела, поняв, что хозяин не собирается добивать лежачего.

Зудука, встряхнувшись, встал и заковылял к стеллажам. По очереди открывая ящики, он вываливал их содержимое на пол. Из ящиков дождем сыпались закладные пергаменты. Расправившись с последним ящиком, монстр извлек коробок спичек и принялся старательно чиркать. Спички ломались. Зудука злился, что у него не получается на горе всем буржуям раздуть мировой пожар.

– Как ты догадался про лед? – с восхищением спросила Дафна у Мошкина.

Тот, оставаясь в своем репертуаре, посмотрел на нее взглядом скромного гения.

– Мне показалось, что вся магия у него в ногтях. А тут еще аквариум попался на глаза… Ну а дальше – дело техники… Чистейшей воды импровизация.

– Умница! Одобрям-с! – поощрила Мошкина Ната. – Отныне Гарпия Здуфса можно смело переименовать в Гарпия Сдохса!

– Гарпий Сдохс… Хм… Прямо Тиби-Сдох какой-то. Так когда-то называли школу волшебства на Буяне темные маги, – меланхолично отметила Улита.

Она только что встала и теперь, до предела повернув голову, озабоченно пыталась заглянуть себе за спину.

– Синяк будет. Даже два. Про открытые платья пока можно забыть… – прощебетала она.

– А зачем тебе открытые?

– Как зачем? А для самовыражения? А Эссиорха дразнить? – искренно возмутилась Улита.

– Открытыми платьями?

– Ну в том числе… Дай я ему волю, он одел бы меня в противогаз и в латы. А сверху лат в кружевное платьице.

– А в платьице-то зачем? – заинтересовалась Ната.

– Да так, для порядка… И не видно ничего и бантики на месте. Ну уж нетушки! Он, конечно, помешанный, но мне бы хотелось изменить характер его помешательства. Пускай с мотоциклов переключается на меня, или я так не играю, как говорил великий Карлсон-у-которого-была-крыша… – категорично заявила Улита.

У Зудуки наконец загорелась спичка. На ковре пергаментов, покрывавших пол кабинета Гарпия Здуфса, с каждой секундой смелея, заплясал оранжевый огонек. Ругая Зудуку, Чимоданов бросился было тушить, но огонь плясал уже повсюду, грозя охватить немалые архивы русского отдела мрака.

Даф, якобы помогая Чимоданову в его пожарной деятельности, поднесла к губам флейту, но все ее старания – а дула она с таким тщанием, что щеки округлялись у нее, как у трубача – привели лишь к тому, что пламя теперь охватило все ящики, в том числе и закрытые, которым огонь прежде никак не грозил.

– Ой… Ошибочка вышла! Похоже, я прогуляла курс пожарной магии, – сказала Дафна.

– Угу. Зато ходила на семинар юных поджигателей, – добавил Мефодий.

Даф заметила в его глазах смех. Вот он – свободный эйдос, вот оно – торжество света над мраком. Пусть и короткое, но все же торжество. Ее охватило вдруг дикое, безумное, распирающее предчувствие любви. Несмотря на дым, на горящие пергаменты, на оглушенного Гарпия Здуфса с обернутой вокруг замерзшей руки вонючей рыбой, молодость и счастье переполнили ее, и только боязнь быть понятой неправильно и присутствие посторонних помешали ей повиснуть у Мефодия на шее.

– Пора смываться! Первый же комиссионер донесет Лигулу. Мы не только взбунтовались, но и уничтожили архивы. Возможно, для заложивших эйдосы это и неплохое известие, но нам этого не простят… – сказала Улита озабоченно.

Покинув кабинет, они наскоро собрались – вещи буквально зашвыривались в рюкзаки, – а затем бегом ринулись к двери. Там их уже ждали. Прислонившись к косяку плечом, в дверях стояла Аида Плаховна Мамзелькина. Трезвая как стеклышко. В лице старушки не было обычной блаженной расхлябанности. Сразу видно – на службе. Рюкзак в стиле а la бомж приоткрыт. Левая рука на косе. Всего одно движение требовалось ей, чтобы сорвать скрывавший лезвие брезент.

– Добрый день, Аида Плаховна! – приветствовал ее Мефодий.

– Подлизываешься, голубь недобитый? – мрачно осведомилась старуха. – Бежать, значит, надумали? Ну-ну… И далеко разбежались?

– Но откуда вы узнали? – изумленно начала Даф.

– Откуда надобно, оттуда и узнала. Тебе, матушка, доложиться забыла, – Мамзелькина говорила будто добродушно, но ее маленькие глазки с сосредоченным вниманием скользили от одного к другому. Сухая рука держала косу так, будто уже сейчас готова была пустить ее в ход.

Наконец глазки ее остановились на Улите и уже не отпускали ее. Молодой ведьме стало жутко.

– Не хотите ли медовухи? – предложила она.

Прежде старушка не отказалась бы, но теперь лишь покачала головой.

– На службе я! Не подлизывайся, пролаза! Не поможет!

Неискренно насвистывая, Улита хотела было прошмыгнуть мимо Мамзелькиной и выскользнуть за дверь, но Аида Плаховна заступила ей дорогу.

– Не так шустро, яблочко мое недозрелое! Дельце у меня. Не знаешь ли, кто тут, к примеру, будет, Улита Алексеевна Максимова, по образованию ведьма, двадцати одного земного года?.. Разнарядочка у меня на нее, ничего не попишешь… – сказала Аида Плаховна, пожалуй, с сожалением.

Улита отшатнулась. Несмотря на все мужество, ноги почти не держали ее.

– Не успела! – сказала она убито.

– Не успела, – подтвердила Мамзелькина, подмигивая.

– Бумага-то на меня только?

– На тебя, родная… Других велено придержать, пока за ними не прибудут из Тартара… – Мамзелькина небрежно и абстрактно кивнула куда-то вниз. – Это ж надо додуматься, родная, начальника отдела мрака шпажкой колоть? Оно-то, может, и не страшно ему, да только не спускают у нас такие вещи.

Ната, Чимоданов и Мошкин пугливо отступили. Рядом с Аидой Плаховной остались лишь Мефодий с Даф и Улита, которая выглядела так, будто ее поезд уже прибыл на конечную станцию.

– Может, все-таки медовухи, а, Аида Плаховна? Работа-то не убежит! – предложил Мефодий.