Онлайн книга «Доброй ночи, любовь моя»
|
Жюстина проснулась от собственного крика. В комнате что-то трепыхалось и свистело, она зажгла свет и увидела, что птица в панике летает кругами. От света птица притихла, уселась на свою ветку, однако выглядела какой-то маленькой, испуганной. Нужно встать. Встать и позвонить. Домой Хансу-Петеру. Было без четверти три. Никто не ответил. * * * День выдался тихий, пасмурный, в воздухе кружили сухие снежинки. Она взяла с собой в машину морскую свинку. Укутала в одеяло, свинка тотчас же свернулась клубком и заснула. Жюстина вошла в приемное отделение. Медсестра листала какую-то папку. – Доброе утро. Я Жюстина Дальвик, хочу навестить свою мать. – Мать? – Флору Дальвик. – Ах, Флору. Доброе утро. Она будет рада, любое событие так полезно для наших пациентов. – Как она себя чувствует? – Совсем неплохо. Вчера она бодрствовала целый день. Медсестру звали Гунлис. Жюстина ее не помнила. Гунлис захлопнула папку. – Я здесь новенькая, мне кажется, мы не встречались. Я пройду с вами в палату. А что это у вас? – Морская свинка, которую я только что купила. Хочу маме показать, надеюсь, это не возбраняется? – Нет-нет, напротив. Хорошо бы, чтобы атмосфера здесь была немного почеловечнее, не так похоже на клинику, я хочу сказать. Я всегда за это ратовала, однако довольно трудно внести какие-то предложения, которые расходятся с обычной рутиной в больнице. Подумайте, если бы среди пациентов бродила домашняя кошка, ласково терлась об их ноги, мурлыкала. Я думаю, у многих от этого значительно повысилось бы качество жизни, все было бы не так стерильно. – Она понизила голос: – Но я даже не осмеливаюсь об этом заговорить, ведь так можно и работы лишиться... – Правда? – Такое, конечно, не разрешено. Как бы это выглядело? Если бы работники высказывали свое мнение. Покажите мне, ой какой хорошенький носик высовывается. Она не кусается? – Нет, что вы. * * * Флора сидела в инвалидном кресле. Гунлис вытерла ей подбородок. – Посмотри, Флора, кто к тебе пришел. И внученьку тебе принес. Можно ведь так сказать? Правда? – Гунлис рассмеялась. Жюстина склонилась над креслом: – Здравствуй, мамочка! Она погладила Флору по щеке, похлопала ее сухие холодные руки. Пристроила сверток с морской свинкой у Флоры на коленях, осторожно раскрыла. Из горла старухи вылетел свистящий, задыхающийся звук. Вдалеке зазвонил телефон. – Мне нужно ответить, – сказала Гунлис. – А так хотелось бы посмотреть! Морская свинка нагадила. Одеяло было полно мелких продолговатых бусинок. Жюстина высыпала их в корзину для бумаг. Потом она позволила морской свинке выкарабкаться из одеяла на колени Флоры. Она видела, как над верхней губой у Флоры выступили капельки пота. Дыхание участилось, стало еще более свистящим. – Правда, она милая? Ее зовут Ратти. Нет, это не крыса, а обычная морская свинка. Ты же знаешь, я всегда хотела иметь какое-нибудь животное, ты ведь помнишь? Флора закрыла глаза. Кожа ее сделалась серой. Жюстина осторожно взяла свинку и снова завернула в одеяло. Медсестра вернулась. – Обрадовалась она? – Мне кажется, да... Трудно понять. – Она выглядит немного усталой... но, конечно, она обрадовалась. Как мило с вашей стороны принести свинку. Вы действительно заботливая. Можно я ее поглажу? Когда мой сын был маленьким, он думал, что она называется «волосатая свинка». Сестра громко и долго смеялась. * * * Вторая кровать в палате стояла незастеленная. Тумбочка тоже пустовала. – Разве у мамы не было соседки? – спросила Жюстина. Медсестра отвела ее в сторонку: – Была, но, к сожалению... ее нет больше с нами. – Какая грустная новость. – Разумеется, но ведь это жизнь. Рано или поздно наступает конец. Жюстина махнула рукой в сторону скрюченной женщины в кресле. Та открыла глаза, в них застыл страх. – Печально для моей бедной мамы. Мне казалось, они хорошо ладили. Если можно так сказать. – Да. Очень печально. Но после обеда новенькую привезут. У нас тут кровати никогда подолгу не пустуют. – До свидания, мама, – громко сказала Жюстина. – Я скоро снова приду. Я хотела тебя как-нибудь ненадолго домой отвезти. Может, завтра, если разрешат. Губы старухи дрогнули, изо рта вылетел клекот. – Она пытается что-то сказать, – обрадовалась медсестра. – У нее был такой красивый голос, – вздохнула Жюстина. – Какое несчастье, что она не может больше им пользоваться. – Есть те, кому и похуже, – заметила медсестра. – Правда. Всегда есть кто-то, кому еще хуже. * * * Она поехала на улицу Фюрспангатан. Сейчас он должен быть дома, должен уже увидеть ее записку. Она позвонила, но никто не отозвался. Она заглянула в почтовую щель: на полу лежали газеты и несколько конвертов. Она не могла разглядеть, там ли ее записка. Жюстина вернулась домой, однако все никак не находила себе места. Прошлась по комнатам, забрела в бывшую спальню отца и Флоры. Там на нее вдруг нахлынула дикая ярость, она распахнула дверь шкафа и выбросила оттуда все, что принадлежало Флоре, – костюмы, туфли, платья. Одежда таила воспоминания, а из воспоминаний выплывала Флора, лицо у нее было белое, губы сжаты. Раздевайся, поганка этакая, я тебя сейчас накажу. Жюстина взяла одно из платьев, оно так долго висело на вешалке, что на ткани появились складки, вдоль них оно легко рвалось. Жюстина ухватила платье за подол и одним рывком разодрала до пояса. Но тут появилась рука Флоры, она хлестала ее по лицу – крепкими, звучными пощечинами. – Ты всегда была ненормальной, раздевайся, я вколочу в тебя немного ума, засуну тебя в бак, чертова избалованная обезьяна, будешь сидеть там, пока не научишься делать, как я велю. Флора засела в ней, жила в памяти дома, она никогда не ослабит хватку, это у нее в глазах – сила без признаков страха, Жюстина видела, когда ее навещала, заметила победную усмешку. Ее всю трясло, горло сжало, словно его царапали чем-то жестким. Ей нужно выпить воды. Она принесла в спальню несколько пластиковых пакетов. В них она засунула все: обувь, украшения, одежду. Все, что напоминало о Флоре. Потом она увидела костюмы отца, забралась в шкаф, зарылась в них лицом, она плакала, некрасиво и громко всхлипывала, а затем сорвала костюмы с вешалок и тоже засунула в мешки. * * * |