Онлайн книга «Острова в океане»
– Я ее так оснащу, что сам Иисус Христос до нее дотронуться не сможет. – Шлюпка возвращается, – сказал Антонио. – Возьму с собой Ару и все, что требуется, и сразу к шхуне, – сказал Вилли. – Смотри только не подорвись сам. – А ты не думай, о чем не надо, – сказал Вилли. – Ступай, Том, отдохни пока. Тебе ведь всю ночь не спать. – И тебе тоже. – Ну, это дудки. Если я тебе понадоблюсь, меня разбудят. – Я становлюсь на вахту, – сказал Томас Хадсон помощнику. – Когда начнется прилив? – Он уже начался, но сильный восточный ветер гонит воду из бухты течению наперерез. – Поставь Хиля к пятидесятимиллиметровкам, а Джорджа отправь отдыхать. И все пусть отдыхают пока, до ночи. – Может, выпьешь чего-нибудь, Том? – Нет, не хочу. Что там у тебя сегодня на ужин? – По куску вареной агухи с испанским соусом, рисом и черными бобами. А вот фруктовых консервов у нас больше нет. – Кажется, в том списке в Конфитесе значились фруктовые консервы. – Да, но они были вычеркнуты. – И сушеных фруктов тоже нет? – Только абрикосы. – Замочи их с вечера сегодня, утром дашь людям к завтраку. – Генри не будет есть с утра сушеные фрукты. – Ну, ему дашь попозже, когда у него аппетит разыграется. Что, супа у нас еще много? – Много. – А со льдом как? – На неделю должно хватить, если мы не изведем очень много на Питерса. Почему ты не хочешь похоронить его в море, Том? – Может, и похороним, – сказал Томас Хадсон. – Он всегда говорил, что ему бы хотелось быть похороненным в море. – Он много чего говорил. – Да. – Может, все-таки выпьешь чего-нибудь? – Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Джину у тебя не осталось? – Твоя бутылка стоит в шкафчике. – А кокосовая вода есть? – Найдется. – Смешай мне джину с кокосовой водой и выжми туда лиман. Если у нас есть лимоны. – Лимонов у нас много. Питерс где-то прятал бутылку шотландского виски, я могу поискать. Может, ты бы охотнее выпил виски? – Нет. Поищи и, если найдешь, запри в шкафчик. Еще пригодится. – Сейчас приготовлю питье и принесу тебе. – Спасибо. Авось нам повезет и они решатся выйти сегодня. – Не думаю, чтобы решились. Я, как видишь, одной школы с Вилли. Но все может быть. – Мы для них большой соблазн. Им необходимо какое-нибудь судно. – Да, Том. Но не дураки же они. Ты бы не мог забираться в их мысли, будь они дураками. – Ладно. Готовь питье. – Томас Хадсон уже наводил большой бинокль на ближние острова. – Попытаюсь забраться в их мысли еще раз. Но эта попытка ни к чему не привела. Даже собственные мысли тяжело ворочались у него в голове. Он стал просто смотреть в бинокль. Вот шлюпка заходит за стрелку острова – Ару на корме еще видно, а Вилли уже скрылся с глаз. Вот стая бекасов снялась наконец с отмели и полетела на запад. В полном одиночестве он потягивал из стакана, который ему принес Антонио. Он думал о том, что обещал себе в этот рейс совсем не пить, даже чего-нибудь прохладного на ночь, чтобы все мысли были только о работе, и ни о чем больше. Он думал о том, что намерен был изнурять себя до того, чтобы засыпать мертвым сном, едва добравшись до койки. Но он не оправдывался перед собой за этот стакан и за нарушенное обещание. И я изнурял себя, думал он. Изнурял без поблажек. И один раз могу разрешить себе выпить и подумать о чем-нибудь еще, кроме тех, кого мы тут поджидаем. Появятся они этой ночью – у нас все готово для встречи с ними. Не появятся – я сам пойду их искать поутру, как только течением снимет нас с мели. И он маленькими глотками потягивал холодное, чистое на вкус питье и оглядывал ломаный контур цепи островков впереди, круто загибавшийся к западу. Алкоголь, как всегда, распахнул его память, которую он теперь старался держать наглухо запертой, и, глядя на острова, он вспомнил те дни, когда выходил на ловлю тарпона с Томом-младшим, тогда совсем еще мальчуганом. Только там острова были не такие и протоки гораздо шире. Фламинго там не встречались никогда, по вообще птицы были почти те же самые, кроме разве золотистой ржанки. Иногда, правда, попадались целые стаи ржанок серого цвета, но в другое время их черные крылья отливали золотом, и он вспомнил, с какой гордостью Том-младший принес домой первую птицу, подстреленную им из его первой одностволки. Как он гладил ее пухлую белую грудку и проводил рукой по красивым черным отметинам под крыльями, а ночью Томас Хадсон вошел к нему в комнату и увидел, что он спит, крепко прижав птицу к груди. Он тогда осторожно высвободил тело птицы, стараясь не разбудить мальчика. Но мальчик не проснулся. Он только сцепил руки вместе и перевернулся на спину. А Томас Хадсон унес ржанку в кухню, чтобы положить на лед, и у него было такое чувство, будто он во сне ограбил мальчика. Но он тщательно расправил крылышки птицы и положил ее на одну из решетчатых полочек ледника. На следующий день он маслом написал золотистую ржанку для Тома-младшего, и мальчик увез потом картину с собой в школу. Птица была написана на фоне песчаного берега и кокосовых пальм, и он постарался передат?? на полотне ее быстроту и стремительность. Потом ему вспомнилось одно утро – они с Томом-младшим жили тогда в летнем туристском лагере. Он проснулся рано, а Том еще спал. Он лежал на спине, скрестив руки, и похож был на надгробное изваяние юного рыцаря. Так он его тогда и нарисовал, взяв за образец надгробие, виденное когда-то в Солсберийском соборе. Он хотел позднее написать по этому рисунку картину, но из суеверия не написал. Не очень-то это помогло, подумал он. Он поднял глаза на солнце, которое уже клонилось к западу, и в его лучах увидел Тома на «спитфайре». Самолет был совсем крошечным в вышине и сверкал, точно осколок разбитого зеркала. Ему нравилось летать, сказал он себе. А ведь ты правильно рассудил, когда зарекся пить в этом рейсе. Но обернутый бумагой стакан был еще более чем наполовину полон, и даже лед не растаял в нем. |