Онлайн книга «Звезда Cтриндберга»
|
Дон глубоко вдохнул, борясь с приступом тошноты. – Могу я взять открытку? – Пока нет, – сказала Эва. Плакучие ивы перед входом в мавзолей дружно наклонились под порывом ветра. Второй фонарь, устав от непривычной работы, начал мигать со странным тиканьем. – Мученица… Мученик… может быть, он имел в виду Мальро? – А почему бы и нет? Мученик за свою родину… А может, он подразумевал себя самого. Дескать, я так мучаюсь без своего французского младшего лейтенанта, что вот, пожалуйста, кончаю счеты с жизнью. Эва сгорбилась, уставясь в какую-то одной ей ведомую точку в пространстве. Дон сначала решил, что ее огорчила неуместная шутка, но потом понял – она просто глубоко задумалась. – А фразы в каком контексте? Дон пожал плечами: – Он выбрал самый отвратительный эпизод. Бывший любовник насилует труп. Дон зажмурился и прочитал на память: – А он-то, местью одержимый, он, Кого любовью ты насытить так хотела, Теперь он, верно, удовлетворен Твоим нагим и бездыханным телом! Открыв глаза, он посмотрел на Эву. – А дальше Бодлер требует, чтобы убитая взяла свою отрезанную голову за косы и предъявила автору – ему надо убедиться, запечатлел ли убийца на ее устах прощальный поцелуй. То есть убить и изнасиловать – еще куда ни шло, но уйти, не поцеловав, – по Бодлеру, верх неприличия. Эва даже не улыбнулась его мрачной филиппике. – Ты сказал «запечатлел ли он последний поцелуй»? – Ну да. В английском переводе так. Запечатлел ли он последний поцелуй На зеркале зубов заледенелых? Он поморщился: – И вообще это извращение – переводить Бодлера. Думаю, желающих найти не так просто. Эва тряхнула головой, словно отгоняя навязчивую мысль, взяла у него открытку и медленно прочитала вслух: – Les suprêmes adieuz… а про поцелуй раньше, что ли? А как эта строфа выглядит в оригинале? Ты же наверняка помнишь и оригинальный текст. Ты вообще все помнишь. – Оригинальный текст? – Господи, как эта строфа звучит по-французски? – А ты меня не побьешь? У меня произношение, знаешь… – Если ты перестанешь так старательно грассировать, то не побью. Дон опять зажмурился и представил себе даму-супервайзера, жужжание компьютера и зеленоватую страницу. Слева французский стих, справа – английский перевод. Дон видел этот сайт совершенно ясно. Ему оставалось только прочитать строфу вслух: – Dis-moi, tête effrayante, a-t-il sur tes dents froides Collé les suprême adieux? Наступила тишина. – Collé les suprême adieux? Он кивнул. – A где же поцелуй? Une bise, un bisou, une embrasse? Он подумал и пожал плечами – поцелуй в оригинале отсутствовал. Английский перевод, по-видимому, неточен. Можно подумать, что переводчик тоже видел эту открытку с губами. – Точнее было бы так, – сказал он: – Запечатлел ли он последнее прости На зеркале зубов заледенелых? – Collé по-французски значит «клеить», – задумчиво произнесла Эва. Последние две строки, если переводить слово в слово, означают: «Приклеил ли он последнее прости к твоим холодным зубам?» Интересно, что человек из шахты собирался приклеить к холодным зубам своего любимого? Дон вопросительно посмотрел на Эву. Она медленно встала. – А это не может быть… – Ты же не думаешь, что… – Отпечаток губ на открытке сделан после смерти Камилла Мальро. Поэтому и помада. Сейчас-то все может быть, но в то время младшие лейтенанты французской армии не гуляли с накрашенными губами. Мальро к этому времени уже лежал в своем саркофаге. Человек из шахты, скорее всего, отодвинул камень, накрасил губы любимого, запечатлел их на открытке и задвинул снова. И как ты думаешь, что ему захотелось приклеить к заледенелым зубам, что он мог спрятать в этом мрачном сейфе? Дон схватился за голову. – Я думаю, тебе надо вернуться к таксисту и попросить у него какой-нибудь инструмент, – сказала Эва. * * * Дон, конечно, заблудился. Когда он нашел выход с кладбища, сапоги «Др. Мартене» были выше щиколотки в грязи. Машина была не освещена, и Дон с некоторым облегчением подумал, что водитель, наверное, спит. Но его внезапно ослепил дальний свет. Он прикрыл глаза рукой, подошел к такси и постучал в окно. Стекло поехало вниз. – А ваша подружка? – Она еще там, – крикнул Дон, стараясь перекричать дождь. – А вы знаете, который час? Я уже час здесь торчу как идиот. – Да, мы… – А мертвяки? – Лежат, где лежали, – сообщил Дон. Водитель что-то сказал, но слова потонули в шуме ливня. У Дона не было никакого желания переспрашивать. Вместо этого он сказал следующее: – Дело в том… я хочу попросить у вас кое-какие инструменты. Дон на какую-то секунду засомневался, слышал ли водитель его слова. Наверное, слышал – осклаблился, показав редкие зубы. – Попросить нельзя, – сказал водитель, глядя на него мученическими похмельными глазами. – Попросить нельзя, а напрокат – можно. За три сотни евро можете взять все, что лежит в багажнике. Дон подумал, как он будет рассказывать эту историю Эве. Пачка купюр, которую дала ему Хекс, подходила к концу. Он пересчитал деньги, удерживая зонт между плечом и щекой. – Двести пятьдесят, – сказал он. – Триста. А если хотите, чтобы я сидел и ждал, пока вы там грабите могилы, – еще триста. Он облизнулся. Язык у него был синий. Дон отошел немного, чертыхнулся и в свете фар пересчитал деньги еще раз. – Триста за все, – сказал он, вернувшись к машине. Водитель взял у него смятую пачку денег, нагнулся и нажал какую-то кнопку. Багажник открылся. – Что найдете – все ваше. – Шофер с ухмылкой вручил Дону визитную карточку и тут же поднял стекло, чтобы не выстуживать машину. Под запаской в багажнике лежали несколько больших отверток, связанных в пучок куском провода, как динамитные шашки. Дон сунул их за пояс и, покопавшись еще немного, нашел то, что искал, – карманный фонарик с почти севшей батарейкой. Пока он шел до мавзолея, фонарик успел несколько раз погаснуть, а его оранжево-красного света хватало в лучшем случае на пару метров. Вернувшись, он обнаружил, что Эва без его помощи отодвинула дощатый щит, прикрывавший подвальный этаж. В помещении вновь распространился отвратительный запах нечистот. |