Онлайн книга «101 Рейкьявик»
|
— У-у, браво, — язвит Лолла. — Тебя бы вчера в театр — со сцены монолог читать! — А какую пьесу давали? — «Дочери Трои» — «Дочери Трои»… Значит, их там было трое? — Это греческая… — «Trojan’s daughters». Такой, что ли, греческий юмор? [222] — А-ха-ха! Древнегреческий. И это трагедия. — А зачем вы пошли на трагедию? Разве недостаточно самому ее пережить? Или самому ее создать? — А ты не сдаешься. — Это ты не сдалась. — Фак ю! — Ноу. Ай факт ю! Лолла отворачивается и делает вид, что продолжает корпеть над своими отчетами. Да, это трагедия. Определенно трагедия. Юдоль скорби, перехваченная посредине горным хребтом. Я пытаюсь опять наладить контакт. Подхожу к столу и ставлю колени на стул, а локти на столешницу, переключаю скорость и говорю дружелюбным тоном: — А вы там плакали? — Нет. — Да ну? Вы же трагедию смотрели, ужасную трагедию. Или, может, постановка была ужасная? — С тобой без толку говорить. — Просто ты не хочешь со мной говорить. Ни сейчас, ни тогда. Она поднимает глаза: — Когда это? — Пока не стало слишком поздно. Пока мы не приступили… — То есть ты ничего не знал? Невинный ангелочек? Маленький… — Маменькин сыночек? — Да, или просто безумец… — Скажи еще «безумный Гамлет»! — Хлин Бьёрн! — Что? — Ведь ты все знал. — Нет. — Знал! — Знание — это знание. А женщина — это женщина. — Bay! Какие фразы! Где ты их набрался? Что с тобой? Ты какой-то странный. Говоришь как псих. — В клинике? Как псих, которого лечат. И делает это Лолла. Специалист-консультант-нарколог. Маленькая добренькая самаритянка, предоставляющая свою пизду всем нуждающимся. Мужчинам и женщинам, сыновьям и мат… Она отвешивает мне пощечину. Неплохо для разнообразия. А то я уже устал от всех этих плакальщиц. Но я не ожидал, что это окажется так приятно. У меня даже встал. И стоит. Но не стоит. Надо подсуетиться и схлопотать еще одну. Она глядит на меня, красная от гнева. Я, ухмыляясь из-под очков: — Всего одна пощечина? Ты уже кон… конь. Троянский. — Прости. Но с женщинами так не разговаривают. Ну заладила. С женщинами так, с хренщинами сяк… И ты, Лолла?! — Женщина и не женщина. Ты ведь бисексуалка? Ты у нас «би»? Разом и «би-би» и «тах-тах». И женщина, и мужчина? — А с кем из них ты спал? — То есть? — Как будто тебе самому не хотелось со мной переспать! Все время пялишься на мои груди сквозь свои дурацкие солнечные очки, когда я ухожу из гостей, тоже бежишь за мной по пятам, ходишь за мной, как хвост, по всей квартире, распустив слюни, как кобель, а сам под крылышком у мамы до сорока лет, со своей вечной несуразной эрекцией по поводу и без повода… — Ну? Ведь она себя оправдала? Или как? Но нашей подруге не до шуток, она вовсю разошлась и вещает дальше: — …расписал свою неудовлетворенность на все лады, а сам боишься всех женщин, как черт ладана! Стоит только какой-нибудь Холмфрид даже не то чтобы на порог к тебе зайти, а просто позвонить, ты уже и хвост поджал! Обычных человеческих чувств не терпишь, кроме как по телевизору, ночи напролет гоняешь по видео порнуху… Хлин! Тебе не семнадцать лет! Пора бы уже с этим смириться. Попробуй заглянуть правде в глаза. Попробуй спросить себя: какую жизнь ты ведешь? Какая у тебя жизнь? Попробуй дать ответ на этот вопрос. Какая у тебя жизнь? — Ну, такая, какую папа дал. — Вот именно, Хлин, вот именно. Именно об этом я и говорю. Гроу ап! [223] Оживи! Загляни жизни в фейс! Попытайся… жить! Я подвигаюсь к ней чуть поближе. — А что… что значит «жизнь»? — Все, кроме того, чем занимаешься ты… не по телику… горе, любовь, радость, слезы, пот, кровь… — Все, кроме мышления? — Мышления? Нет, и оно тоже… — И все же в основном такое общение там, обниматься, разговаривать, напиваться там, с кем-то спать, беременности… короче, всякие приключения. — Ну, хотя бы так… — В последние три дня я только тем и занимался, что жил. Честно признаться, уже поднадоело. — Явно нет… — Разве? — Тебе явно нужно что-то еще. Да. Тебе нужны проблемы. Ты — проблемоголик. Ты — типичный случай того, когда человек сам по себе пуст и поэтому все время ищет на свою жопу приключения, всякие проблемы. Тебе просто надо для себя что-то найти, какую-нибудь цель, какую-нибудь жизнь… жену там, работу… короче, заняться чем-нибудь, а не тратить все время на поиск старых ран, чтоб их растравлять. Несуществующих ран. — Пизда — это незарастающая рана. — Bay! А хуй тогда что? Неудаленная опухоль? — Ну, скорее такое вздутие. — Да? Такой нарыв, такой прыщ, который иногда надо выдавливать, и из него выходит такое белое… такой гной. — Во: гной в ране… — Ай, Хлин, прекрати! Иди и найди себе… какую-нибудь жизнь. Она смеется. Теперь она смеется. Она смеется теперь. А у меня встает. Смех и первородный грех. — Эх, Хлин! У тебя все так бессмысленно и нелепо. Ты посмотри на себя! Ах, ах, бедный мальчик, все кончено, впереди ничего, злая Лолла все развалила… — Злая Лолла сама повалилась. На ковер. Ты была великолепна. Я никогда не спал ни с кем, кто бы сравнился с тобой. Невероятно! — Правда? Благодарю. — Я понимаю, почему мама переориентировалась ради такого явления, как ты. Лолла, Лоллаах… Я огубливаю ее лицо. С открытым ртом. Я огубленный. Загубленный. Не вышло. Она уворачивается. Отпихивает меня. Никаких пощечин. Молчание. Она сидит. Я встаю. Из-за стола. В гостиной. Я стою. У стола. Ищу пятно на ковре. Подхожу к стулу. Сажусь. Закуриваю. Семь затяжек. Семь молчаливых затяжек. — Как ты считаешь, в чем главное различие между мной и мамой в постели? Она хватается за голову и вздыхает. Слышу, как она произносит дежурное «Джизус!». Потом она встает. Собирает бумаги и стоит с ними в руках, смотрит на меня. Как раненый зверь. Ранний зверь. Званый в дверь. Не звал — не верь. |