Онлайн книга «Нарисованная смерть»
|
– Позвольте с вами не согласиться. Во-первых, миллиардов было всего пять, и ваш отец не «промотал» их, как вы изволили выразиться, а отписал нескольким благотворительным фондам, что, собственно, и снискало фамилии Стюартов должное уважение общества и послужило ее увековечению. – А вас он по чистой случайности назначил душеприказчиками этого капитала. Шандель понизила голос и последние слова произнесла тихо и вкрадчиво, видимо решив, что таким образом ее сарказм прозвучит резче и язвительней, но, кроме некоторой медоточивости, ничего не достигла. Орлик окинул ее взглядом профессионала. Шандель Стюарт явно рассчитывает их переиграть, но такие партнеры ей не по зубам. – Данный вопрос находится вне вашей компетенции. Нам неведомы причины, по которым отец оставил вам всего лишь часть своего состояния, и мы считаем себя не вправе их выяснять. – Благотворительность, уважение – все это чушь собачья! Старый пердун ненавидел меня с самого рождения, потому и оставил мне сущую мелочь, после того, как сыграл в ящик. Даже если и так, он был совершенно прав. Такую мерзавку надо было придушить еще в колыбели! Лицо старого, прожженного законника не выдало этой мысли, хотя его так и подмывало заговорить языком своей клиентки. – Если пятьсот миллионов долларов – сущая мелочь и свидетельство ненависти, хотел бы я, чтобы мой отец меня так ненавидел. Орлик нагнулся и достал из кожаного кейса пухлую папку. Немного подержав на весу, он аккуратно опустил ее на стеклянную столешницу, словно опасаясь, как бы та не треснула под таким грузом. – Здесь подробнейший отчет о расходах за все годы и печальные следствия вашей расточительности. – Вы во всем виноваты. На то вы и юрисконсульты, чтобы мне советы давать. – Мы пытались, однако вы ни разу не прислушались к нашим советам. Возьмем хотя бы вашу деятельность кинопродюсера и театрального антрепренера… После вспышки гнева Шандель Стюарт впала в апатию. Перед нею разверзлась черная пропасть разорения, и обыкновенно бледное лицо ее как-то сразу постарело и посерело. От недавнего высокомерного тона не осталось и следа – голос ее звучал почти жалобно: – Я изучала режиссуру и понимаю в кино. Что плохого в продюсировании фильмов? – Ничего плохого, это вполне разумное капиталовложение. Вопрос в том, приносят ли фильмы доход. Если приносят – это бизнес, если же нет – это очень накладное хобби. В вашем случае слишком накладное. – Что вы понимаете в искусстве, чтоб рассуждать о нем? – В искусстве, признаться, немного. Моя стихия – цифры, в них я разбираюсь основательно. Он снова взял со столика папку, положил на колени и начал перелистывать подшитые бумаги. Найдя нужный документ, он водрузил на нос очки в золотой оправе. – Вот, пожалуйста, наглядный пример, роман этого Левина. Четыре миллиона вы заплатили, только чтобы перекупить права у «Юниверсал», которая и не очень-то была заинтересована в их приобретении. Но агент автора сыграл на повышение, и вы заплатили четыре миллиона за то, что можно было купить за двести тысяч. Если помните, мы вам советовали выждать, так нет, вам надо было сразу в омут головой. – Это замечательный роман. Я не могла его упустить. – Не спорю, но за такие деньги можно было купить все романы Скотта Левина и его самого в придачу. Желаете обсудить еще и фильм, снятый вами по этому роману? – Исключительный фильм. На премьере в Лос-Анджелесе было море людей. – А в кассах – море крови. Вы истратили на него сто пятьдесят миллионов, а окупили от силы восемнадцать. А ваш мюзикл «Клоуны», обещавший стать вторыми «Кошками»?… Десятки миллионов долларов ушли на то, чтобы дать один-единственный спектакль. Вы написали и поставили пьесу на музыку пианиста из бара, с которым познакомились в очередном круизе. – Он гений! – Может быть, но это понимаете только вы. Весь остальной мир убежден, что ему лучше играть в баре. Орлик захлопнул папку и положил ее на столик. – Думаю, продолжать не имеет смысла. Подобных случаев было немало, и все они задокументированы. Если угодно, можете пригласить независимого эксперта. Шандель растерялась и на мгновение сделалась похожа не на мифическую Горгону, а на человека. Плечи беспомощно поникли, как будто она только сейчас осознала происшедшее. – Сколько у меня осталось? Макайвори вновь вышел на первый план: – Необходимо заплатить налоги и рассчитаться с банками. Если продать все произведения искусства, собранные здесь, думаю, у вас останется, не считая самой квартиры, что-нибудь около двухсот тысяч долларов. Но в свете всего вышесказанного едва ли вы сможете позволить себе такую роскошь, как ее содержание. Нервы у хозяйки сдали окончательно. Она открыла рот, собираясь вновь заорать, и от натуги лицо ее побагровело. – Это моя квартира! Стюарт-Билдинг – наше родовое гнездо! Я никуда отсюда не уйду, понятно вам? Никуда! Макайвори испугался, что она сорвет голосовые связки. Истерические крики достигли сверхзвукового уровня. Юрист поднял руку и глянул на свой шикарный «Ролекс» – только чтобы не смотреть в эти налитые кровью глаза. – Вы не уйдете, а мы уходим. Нам пора. Думаю, вам лучше остаться одной и поразмыслить над тем, что мы вам сообщили. Мое почтение, мисс Стюарт. Адвокаты синхронно поднялись. Осуществленное желание надавать пощечин – хотя бы и в переносном смысле – этому скандальному, самовлюбленному существу оставило у обоих в душе горький осадок. Они не чувствовали своей вины в финансовом крахе клиентки, но их удручала пустота, образовавшаяся внутри после того, как они сообщили ей, что она не сможет больше жить той жизнью, к которой привыкла. Джейсон Макайвори и Роберт Орлик направились к лифту, находившемуся прямо в прихожей. Видя, что они уходят, Шандель растеряла весь свой гнев, и его место тут же заняло что-то холодное и липкое, чему она пока не подобрала названия. Впервые в жизни она почувствовала себя не хозяйкой мира, а ничтожной букашкой, которую этот мир готов был раздавить. В три прыжка она очутилась между адвокатами и дверью лифта, схватив Орлика за руку. Ни тот, ни другой никогда еще не слышали таких умоляющих нот в ее голосе. – Постойте. Давайте обсудим. Завтра я приеду к вам в офис, и мы уладим все дела. Если продать дом в Аспене и ранчо… Роберт Орлик сам удивился, когда на миг почувствовал укол жалости к этой избалованной девчонке, которой посчастливилось родиться в земном раю и которая по глупости своей разрушила его собственной рукой. – Мисс Стюарт, у вас больше нет ни дома в Аспене, ни ранчо. Они были проданы по вашему распоряжению, чтобы оплатить очередную постановку или неудавшийся фильм. Я не знаю, как вам еще объяснить: у вас ничего больше нет. |