Книга Нарисованная смерть, страница 45 – Джорджо Фалетти

Джордан вдруг подумал, что совсем ничего о ней не знает. Ни о жизни ее, ни о цели приезда в Нью-Йорк. Он ни о чем ее не расспрашивал, опасаясь то ли показаться бестактным, то ли услышать ее ответ.

За все время жизни под одной крышей их пути лишь мимолетно пересекались, и каждый следовал выработанным для себя или вынужденным директивам. Лизиных директив Джордан не знал, но видел, что у нее есть оружие, которому каждый может позавидовать: легкий, но решительный характер и насмешливый оптимизм, позволяющий преодолевать любые препятствия.

И лишь однажды, вернувшись очень поздно и проходя на цыпочках по коридору мимо ее комнаты, он услышал в тишине дома, как Лиза плачет. Но когда они вновь увиделись наутро, на лице ее не было и следа ночных слез.

– Почему у вас с Кристофером такая большая разница в возрасте?

Джордан постарался придать своему тону самоочевидную легкость.

– Обычная история. Отец был красавцем без гроша в кармане и бесподобно играл в теннис. Мать Кристофера была девицей из богатой семьи и в теннис играла плохо. Они познакомились и полюбили друг друга. Но в определенных кругах бедность всегда считается пороком, из этих самых кругов и происходила его возлюбленная. Перед свадьбой ее родители заставили его подписать брачный контракт объемом в телефонный справочник. Сперва все было хорошо, но потом случилось неизбежное. Отец осознал, что его жена все больше привязывается к упомянутым кругам, а он – все меньше. Он предложил ей уйти и зажить самостоятельно, на что получил решительный, смешанный с ужасом отказ, а тем временем тесть уже расстелил для него ковровую дорожку к выходу и услужливо распахнул дверь. Он опять остался без гроша в кармане, к тому же ему запрещали видеться с сыном. Потом он встретил мою мать, и спустя двенадцать лет после Кристофера родился я. В первый раз мы встретились, когда он уже стал видным политическим деятелем, а я только что окончил полицейскую академию. Мы совсем не испытывали братских чувств друг к другу, но в этом не было нашей вины. Вот так это и тянется по сей день.

Джордан понимал, что последней фразой дает Лизе повод для нового вопроса: зачем же тогда три года назад он занял место брата в разбитом «ягуаре»? Он не был готов отвечать и потому обрадовался появлению официанта с двумя тарелками в руках.

Лиза, разумеется, заказала не гремучую змею, а прекрасную рыбу под соусом из молока, базилика и кокоса. Они приступили к еде, и Джордан наконец решился коснуться темы, которой до сих пор избегал.

– Как видишь, в моей жизни ничего интересного нет. А вот ты мне про себя еще ничего не рассказала.

Лиза небрежно взмахнула рукой, хотя жест этот явно не сочетался с промелькнувшей в глазах тенью. Она промелькнула мгновенно, однако ее оказалось достаточно, чтобы затмить и солнце, и оптимизм. Она тут же спряталась за улыбкой, но Джордан видел, что это ненадежное прикрытие для ее горечи.

– В моей жизни тоже все предельно просто. Правда, эта простота больше для окружающих. Мне ничто и никогда просто не давалось. – Лиза сделала маленькую паузу длиною в вечность. – Никогда.

Смущенный этим горьким признанием, Джордан опять устремил взгляд на другой берег Гудзона, чтобы понаблюдать вечный парадокс двух берегов. Где Лиза, там никогда, а на другом берегу всегда, хотя, вероятно, это просто мираж. К сожалению, и у него всё точно так же.

Созерцая мираж, он слушал Лизин голос.

– Родилась я в захолустном городишке – думаю, ты и названия-то такого не слышал. В общем, из тех мест, где все друг про друга всё знают. Отец был священником методистской церкви, а мать – типичной женой священника. Тихая, набожная, услужливая. Представь себе ужас истового служителя церкви, который с гордостью наблюдал за ростом единственного сына, и вдруг в четырнадцать лет у того начала развиваться женская грудь. Меня скрывали от мира, считали карой за грехи. И, в конце концов, его преданность Богу возобладала над любовью к единственному чаду – уже не важно, мальчик это или девочка. В шестнадцать лет я ушла из дома, и дверь сама захлопнулась за мной.

Джордан засомневался, хочется ли ему слушать дальше. До сих пор он жил в мире черного и белого и не воспринимал оттенков. Но после того случая на дороге убедился, что в жизни есть множество оттенков серого. И с тех пор ему почему-то все время встречались люди, открывавшие перед ним это бесчисленное множество. Лиза – одна из них.

Пожалуй, он только теперь понял, почему его так влечет к ней. Красота редко определяет характер человека. Характер выковывают страдания, а красивым, как правило, все дается легко, им не надо ничего завоевывать, поскольку окружающие с радостью осыпают их дарами. Это касается и мужчин, и женщин. Могло бы коснуться и Лизы, если б она была, как все, если б не жила на демаркационной линии.

Ей ничего легко не давалось.

Никогда.

В этом слове чувствовались гранит и сталь, но под ними было и нечто донельзя хрупкое.

– Дальше была перемена мест. Вечная история. Вечный круговорот. Бежать от тех, кому нужна я, потому что я такая, и видеть, как по той же причине бегут те, кто нужен мне.

– У тебя никогда никого не было?

– Почему, были. Разочарований без иллюзий не бывает. Был славный, веселый человек там, откуда я приехала. Актер. Мне бы сразу понять, что, когда человек всю жизнь играет любовь, в реальной жизни это лицедейство распознать очень легко. Но пока мы были вместе, он меня смешил до слез.

– А что потом?

– То же, что и всегда. Смех кончился, остались слезы.

Лиза вдруг заговорила небрежно, со смешком – не иначе, испугалась, что наговорила лишнего. И вмиг стала такой, как всегда, – веселой и замкнутой. Перед ним в секундном видении проплыла вся ее жизнь – жизнь исканий и бегства. Чего она ищет, от чего бежит – бог ее знает.

– И вот я здесь. Знаешь афоризм про мечтателя, психа и психиатра?

– Нет.

– Символичный афоризм. Мечтатель строит воздушные замки, псих в них живет, а психиатр получает арендную плату. Вот зачем я, собственно, и приехала в Нью-Йорк. Мне надоело строить воздушные замки и жить в них, неплохо бы получить и кое-какие дивиденды.

Джордан вдруг понял: с ней надо говорить только открытым текстом. Ему совсем не нравилось то, что он собирался сказать, поскольку он знал, что ей это тоже не понравится.

– Я хочу тебе сказать…

Лиза поковыряла ножом рыбу у себя в тарелке.

– Говори.

– Пожалуй, мне все-таки надо съехать.

– Понятно.

Сухой, лаконичный, почти равнодушный ответ. Джордан покачал головой.

– Нет, думаю, тебе не понятно.

Он отложил нож и вилку. Сейчас ничто не должно отвлекать ни его, ни Лизу.

– В детстве я жил с родителями в Куинсе. В соседнем доме жил мой сверстник, Энди Мастерсон. Мы часто играли вместе. Однажды родители подарили ему маленький электромобиль. Помню, как он разъезжал на красной пластмассовой машинке и какое счастье светилось в его глазах. Я понимал, что мне такую не купят, поэтому только смотрел и мечтал хоть разок на ней прокатиться.