
Онлайн книга «Танец духов»
Берк рассказал Кейт, как он начинал в одном виргинском еженедельнике. Журнальчик был крохотный, вкалывать приходилось без оглядки на гарантированные права членов профсоюза и нормированный рабочий день. Берк и сам заметки писал, и других редактировал, а при нужде работал фотографом и оформителем. В углу стоял радиопередатчик, настроенный на полицейские частоты. Приходилось держать ухо востро: если где пожар, перестрелка, впечатляющая авария — нужно бросать дела, хватать диктофон и камеру и мчаться на место происшествия. За переговорами полицейских не один ты следишь, надо опередить чертову уйму конкурентов. — Да, авария — это жутко увлекательно, — иронично зевала Кейт. — Увлекательно! — настаивал Берк. — Никогда не знаешь, что тебя ждет! И он вспоминал, что их фоторепортер-ветеран любил повторять: «Без камеры я как без штанов — без нее только в туалет в своей квартире!» — Ага, постоянная боевая готовность! — понимающе кивала Кейт. — Не только. Штука в том, что когда камера постоянно при тебе, ты весь меняешься. Она тебя меняет. — Что значит — «она тебя меняет»? — Делает… мужественнее, что ли. Да, именно мужественнее. Не героем, а просто меньшим трусом. — Каким образом? — спрашивала Кейт. — Фотоаппарат в руках — все равно что форма на полицейском. Он ведь не имеет права драпануть с места происшествия. Вот и ты должен сделать снимок. А для этого обязан остаться на месте. Все кричат, бросаются врассыпную, забиваются в щели, а ты вынужден подавить в себе естественный инстинкт самосохранения — и работать. Ты тянешь с бегством. Ты ждешь хорошего кадра. — А если это волна-цунами? Тоже будешь топтаться на месте? Берк хохотал: — Конечно! И уповать на то, что я хороший пловец. Или что мой фотоаппарат выплывет и я получу Пулитцеровскую премию — посмертно. Однако в разговорах с Кейт он никогда не договаривал до конца. Все было непросто с этими «визуальными документами эпохи». Как фотограф, он завоевал массу престижных наград. Чего только не снимал и где только не снимал: от цыганской свадьбы в Сибири до гонки на лодках-драконах в Макао! И все-таки большинство его удач было связано с трагедиями. Землетрясение в Турции. Массовые захоронения расстрелянных в Косово. Публичные казни в Китае. Со временем нервы у него закалились, он притерпелся к работе в экстремальных условиях. Больше того, он практически отвык работать в других ситуациях. Втайне Берк считал, что подобная эволюция — или деградация? — не может пройти безнаказанно для души. Одно дело — случайно оказаться на месте трагедии, невольным свидетелем — и сделать несколько снимков, благо камера оказалась под рукой. И совсем другое дело — в поисках наилучшего ракурса и освещения профессионально-суетливо наклоняться с фотоаппаратом над человеком в агонии. А наклоняться подобным образом Берку приходилось не раз и не два… Где кончается право на информацию и начинается извращенное любопытство? В какой момент ты превращаешься из свидетеля трагедии в азартного наблюдателя, довольного ее масштабом? Когда Берк в разговорах с Кейт глухо намекал на эти моральные трудности, она печально вздыхала и, лукаво щуря свои изумруды, повторяла украденное у него самого выражение: — Да, это все незаметно подмешивает дерьмо в твою карму! Он смеялся, кивал и отшучивался: — Вот именно. Карма у меня — врагу не пожелаешь. Знать бы ему тогда, что в этой шутке нет ни доли шутки! А впрочем, шахматы все-таки не были единственным развлечением в селении. Было еще что-то вроде кинотеатра под открытым небом. Каждую пятницу после наступления темноты щербатая стена беленой мазанки неподалеку от больницы превращалась в киноэкран. Напротив ставили десяток металлических стульев, рассаживались и включали допотопный кинопроектор. И без того прискорбное качество восьмимиллиметровой пленки не улучшала толчея мошек и бабочек в луче проектора или пролет через него шальной пчелы, которая на экране казалась воробьем. Билет стоил пол-евро. Фильмы были даже не второй свежести. Берк и Кейт посетили «кинотеатр» трижды и видели: «Мою кузину Рейчел» с Ричардом Бартоном, «Рио Браво» с Джоном Уэйном и «Римские каникулы» с Одри Хепберн и Грегори Пеком. Как и когда эти ленты забрели в либерийскую глубинку, оставалось только гадать. Зато насчет взаимных чувств Берка и Кейт все было яснее ясного. Их тянуло друг к другу. Два европейца вдали от родины. Хоть чуть-чуть да романтическая Африка. И конечно, возраст. Хоть и он, и она навидались всего, но оба были все еще молоды, чертовски молоды. И тело тосковало по телу. После «Римских каникул» они, как школьники, робко целовались в темноте, сидя на больничной кушетке. Минуты через две Кейт отстранилась и встала. Смущенно улыбаясь, она сказала: «Время позднее, пора спать. — И добавила, чтобы не показаться грубой: — Не так быстро. Мне надо все это переварить». Потом она чмокнула его в щеку и, тихонько весело напевая, упорхнула в свою комнату. В ту ночь он и сам много «переваривал». И решил, что думать тут нечего. Это самое значительное из всего, что случалось в его жизни. И самое серьезное. Завтра он скажет об этом Кейт. Пусть переваривает это. Однако назавтра случилось невероятное. Оба были внезапно спасены. Он — из своего африканского пленения. Она — от запланированной им любовной декларации по всем правилам науки. Кейт с утра сорвалась на роды в далеком селении. А через час в Поркпа вкатил конвой ООН, сопровождающий грузовик Красного Креста. Из броневичка выскочил нигерийский капитан и объявил, что имеет полномочия эвакуировать всех из района военных действий. — Всех? — переспросил Берк, покосившись на одинокий грузовик. — Да. Всех белых. Всех до единого! Берк вежливо поблагодарил за приглашение, но ехать отказался (куда он без Кейт?!). В ответ темнокожий капитан сухо рявкнул, что это не приглашение, а приказ. Они заспорили. Без доктора здешней больницы Берк с места не двинется! — Поедете! Ждать доктора некогда! Попадется на дороге — тоже заберем. — Нет, не поеду! — Поедете! — Нет, не… Очнулся он через полчаса. На дне кузова. Руки были стянуты за спиной пластиковой лентой. Отбивая Берку только-только зажившие бока, грузовик чудовищно швыряло на ухабах. В Белль-Йелла Берка вместе с другими эвакуированными погрузили в вертолет ООН и доставили на американский военный корабль, стоящий у берега. Не прошло и двух дней, как он оказался в Вашингтоне. * * * Его двухкомнатная квартирка на Коннектикут-авеню была в паре кварталов на север от зоопарка, и по утрам пронзительные крики гиббонов иногда перекрывали шум движения. Бо́льшую часть времени квартира пустовала — поэтому он и не старался сделать ее уютнее и пригляднее, чем номер в дешевом отеле. Но иметь постоянный адрес хотелось и даже было необходимостью. Не таскать же за собой по миру все свои книги и все свое барахло! |