Книга Лабиринт тайных книг, страница 22 – Кейт Мосс

Та ночь, бывшая, как представлялось теперь Пеллетье, целую жизнь назад, когда он впервые бросил взгляд в сердце лабиринта и поклялся охранять его тайну ценой жизни.

Он ближе придвинул свечу. Даже не узнав печати, он не усомнился бы, что письмо пришло от Арифа. Его руку он узнал бы всегда и всюду — отчетливое изящество и точная соразмерность букв.

Пеллетье тряхнул головой: еще немного, и он утонет в воспоминаниях. Глубоко вздохнул и поддел ножом печать. Воск сломался с легким треском. Пеллетье расправил пергамент.

Письмо было коротким. По верху страницы тянулись символы, которые он запомнил начертанными на желтых стенах пещеры лабиринта у стен Святого города. Знаки древнего языка предков Арифа были понятны только посвященным Noublesso.

Пеллетье прочел вслух, ободряя себя знакомым звучанием надписи, прежде чем перейти к письму Арифа.

Fraire!

Пора. Тьма собирается над этими землями. Зло висит в воздухе, ненависть, которая разрушит и осквернит все доброе. Писаниям небезопасно более оставаться на равнинах Ока. Пришел срок Троекнижию воссоединиться. Брат ожидает тебя в Безьере, сестра в Каркассоне. Тебе выпало унести книги от опасности.

Поспеши. Летние тропы в Наварру закроются к Туссену, и даже прежде, если снег выпадет раньше обычного. Я ожидаю тебя к празднику Сен-Микеля.

Pas a pas, se va luènh.

Кресло заскрипело под резко откинувшимся назад Пеллетье.

Не более, чем он ожидал. Ариф дает ясные указания и требует не более того, что он клялся исполнить. Почему же он чувствует, будто душа покинула тело, оставив после себя пустоту?

Он взял на себя охрану книг добровольно, но то было в юношеской простоте. Теперь для него, начинающего стареть человека, все сложнее. Здесь, в Каркассоне, он создал для себя иную жизнь, взял на себя иные обязательства. Здесь живут люди, которых он полюбил, которым обязан служить, кого должен защищать.

Только сейчас Пеллетье осознал, как глубоко вросло в него убеждение, что срок исполнения клятвы не наступит при его жизни, что ему никогда не придется делать выбор между служением и верностью виконту Тренкавелю — и присягой, данной Noublesso.

Пеллетье еще раз перечитал письмо, молясь, чтобы решение явилось само собой. На этот раз ему бросилась в глаза одна фраза: «Брат ожидает тебя в Безьере».

Разумеется, Ариф имел в виду Симеона. Однако в Безьере? Пеллетье поднес к губам кубок и выпил, не почувствовав вкуса. Как странно, что Симеон пришел ему на ум именно сегодня, после стольких лет разлуки.

Каприз судьбы? Совпадение? Пеллетье не верил ни в судьбу, ни в совпадения. Но чем объяснить ужас, охвативший его, когда Элэйс описала тело убитого, лежащего в водах Од? Не было никаких причин заподозрить в нем Симеона, и тем не менее он был так уверен…

И еще: «Сестра в Каркассоне».

Пеллетье в задумчивости чертил на тонком слое пыли, покрывавшем стол, сложный узор. Лабиринт.

Неужели Ариф мог назначить хранителем женщину? И она все это время была здесь, в Каркассоне, у него под носом? Он покачал головой. Невероятно.

Элэйс стояла у окна, ожидая возвращения Гильома. Над землями Каркассоны покрывалом раскинулось бархатно-синее небо. Сухой вечерний ветерок, дувший с севера, шуршал листвой деревьев и тростниками по берегам Од и обещал ночную прохладу.

Из Сен-Микеля и Сен-Венсена пробивались тонкие лучики света. На мостовых города люди ели, выпивали, рассказывали истории и пели песни о любви и доблести. У главной площади еще светились горны кузницы.

«Ждать. Вечно ждать».

Элэйс натерла зубы пучком трав, чтобы придать им белизну, и спрятала за вырезом платья крошечный мешочек незабудок. В комнате стоял легкий аромат сожженной лаванды.

Совет закончился довольно давно, и Элэйс ждала, что Гильом придет или хотя бы пришлет ей весточку. Со двора к ней наверх клочками дыма долетали обрывки разговоров. Она заметила, как муж сестрицы Орианы, Жеан Конгост, пробежал через двор. Она насчитала семь или восемь знакомых шевалье в сопровождении конюших, наперегонки спешивших к кузнице. Еще раньше она видела, как отец задал трепку мальчишке, болтавшемуся у часовни.

Гильома не было. Элэйс вздохнула. Напрасно она приговорила себя к заключению в спальне. Отвернувшись от окна, она бесцельно прошла до кресла и обратно, не зная, чем занять руки. Остановилась перед ткацким станком, рассматривая начатый для дамы Агнесс узор — затейливый бестиарий диких зверушек и пышнохвостых птиц, карабкавшихся вверх по крепостной стене. Когда погода или чувство долга загоняли ее в покои, Элэйс обычно находила утешение в подобном изящном рукоделье.

Но сегодня она ни на чем не могла успокоиться. Игла так и торчала в пяльцах, и подаренный Сажье моток пряжи лежал рядом неразвернутым. Бальзамы, которые она еще днем приготовила из дягиля и окопника, были снабжены ярлычками и расставлены в ряд в самом темном и прохладном уголке комнаты. Дощечку с лабиринтом Элэйс вертела и рассматривала до тошноты и едва не стерла пальцы, снова и снова прослеживая причудливый узор. Ждала, ждала.

— Es totjorn lo meteis, [9] — бормотала она. — Вечно все та же песня.

Элэйс прошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Маленькое серьезное личико сердечком, умные карие глаза. Ни красавица, ни дурнушка. Элэйс поправила вырез платья жестом, который подметила у других девушек. Может, если обшить кружевом…

Отрывистый стук в дверь прервал ее размышления.

Наконец-то!

— Я здесь! — крикнула она.

Дверь отворилась, и улыбка исчезла с ее лица.

— Франсуа… Что такое?

— Кастелян Пеллетье желает видеть тебя, госпожа.

— В такой час?

Франсуа неловко переминался с ноги на ногу.

— Он ожидает в своих покоях. Думается, нужно поспешить, Элэйс.

Она вскинула глаза, удивленная, что слуга зовет ее по имени. Прежде он не допускал подобных оплошностей.

— Что-то случилось? — поспешно спросила она. — Отец нездоров?

Франсуа замялся:

— Он весьма… озабочен, госпожа. И был бы рад твоему обществу.

Элэйс вздохнула:

— Весь день не везет.

Слуга озадаченно переспросил:

— Госпожа?

— Ничего, Франсуа. Я нынче не в себе. Конечно, я пойду, раз отец зовет. Идем?

На другом конце жилой части замка в своих покоях сидела посреди просторного ложа, поджав под себя длинные стройные ноги, Ориана.