Книга Рыжая кошка, страница 39 – Питер Спигельман

— Кто там?

— Это Джон Марч, Джин. Человек, который забрасывает вас сообщениями. — Молчание. — Джин, я тут замерзаю.

— Кто вы такой?

— Джон Марч. Я оставлял вам сообщения на автоответчике. Несколько раз.

— И чего вы хотите?..

— Поговорить о Холли. — Снова молчание. — О Холли Кейд.

— О Холли?

— Джин, может, впустите меня?

Раздалось жужжание, дверь открылась, я поднялся на второй этаж. Вернер ждал в коридоре перед квартирой. На нем были джинсы и черная клетчатая рубашка. Он захлопнул за собой дверь.

Выглядел Джин совсем как на снимках, разве что волосы немного подстриг (как раз хватало на коротенькую косичку), а от эспаньолки осталась лишь полоска по центру квадратного подбородка. Красивое лицо чуть похудело, а в темных глазах появилось что-то лисье, не пойманное камерой. В складке губ застыла жестокость. Не уловила камера и окружающую Вернера ауру злобной силы. Мускулистый, ростом шесть футов и три дюйма, гибкий, несмотря на рост, Вернер чем-то напоминал свернувшуюся кольцами змею, отчего коридор начинал казаться опасным и слишком маленьким. Вернер закатал рукава на крепких, лишенных растительности руках.

— Не думал, что сегодня кто-то выберется на улицу, — произнес он, словно сомневаясь в моем здравомыслии. Я сделал вид, что не заметил скепсиса, и мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Вернера было сильным и жестким. Он оглядел меня и покачал головой. — Совсем замотался, некогда было перезвонить. Ну, так что вам нужно от Холли?

— У меня есть несколько вопросов, и нам, возможно, лучше поговорить в квартире.

— Каких вопросов? Я уже давно не видел ее.

— С этого я собирался начать. Я пытаюсь найти Холли.

— Неужели?

— Вряд ли уместно обсуждать это в коридоре, Джин… Но конечно, если в квартире у вас, гм, некоторый беспорядок…

Вернер бросил на меня косой взгляд.

— Как скажете. — Он выудил из кармана ключ, и я вошел за ним в квартиру.

Из крохотной прихожей мы попали в гостиную. Высокий потолок, белые отштукатуренные стены с панелями темного дерева, видавший виды деревянный пол, а еще залитый белым светом эркер.

Скромная, подержанная мебель, но с претензией на стиль и вроде крепкая. Зеленый диван, коричневые мягкие кресла, потертые столы из темной вишни, дубовые полки, заставленные игрушками. На стенах висели в основном большие репродукции в рамках: французская и итальянская реклама 1920-х годов со стильными дьяволами и чувственными эльфами, устроившимися на гигантских чашках кофе или развалившимися на кусках мыла. Еще на стенах висело полдюжины фотографий, тоже в рамках: фигуры в белых комбинезонах и сетчатых масках, орудующие шпагами, прыгающие и делающие выпады. Фехтовальщики. Газетные вырезки, прикрепленные к каждой фотографии, разоблачали в высоком парне самого Вернера, лет десять назад, очевидно, бывшего звездой фехтовальной команды колледжа.

Вернер обошел комнату, настороженно наблюдая, как я разглядываю фотографии, снимаю куртку и открываю блокнот. Я сел на диван. Вернер замер у камина, будто позировать собрался. Поставил локоть на каминную полку из темного дерева, посмотрел в зеркало, рассеянно пригладил бородку. Довольный увиденным, указал на фотографии:

— Потрясающий спорт. Невероятная физическая форма и великолепная подготовка для театра. И соревнования! Лучший способ узнать, мужчина ты или кто.

Я не помнил, чтобы у меня когда-либо возникали сомнения в этом вопросе, но воздержался от высказывания.

— Так когда вы видели Холли? — напомнил я.

— Она пропала?

— Мой клиент некоторое время пытался с ней связаться.

— Вы обратились к копам?

Я чуть помедлил.

— Нет еще.

— Почему же? Если она пропала…

— Насколько мне известно, Холли весьма щепетильна в отношении своей частной жизни. Мой клиент уважает ее чувства.

— И кто же этот клиент?

— Человек, который беспокоится о ней.

— Имени, полагаю, вы не назовете?

— Клиенты платят в том числе и за конфиденциальность.

Вернер покачал головой:

— Ничем не могу помочь. Я говорил вам, что давно не видел Холли.

— Но вы же общались с ней… довольно долго. По крайней мере во времена «Пытливого театра».

— Ну и что?

Я ободряюще улыбнулся:

— И вы, несомненно, немало о ней знаете. — Вернер пожал плечами, и я продолжил: — Вы остались в сфере искусства после того, как «Гимлет» распался?

Он кивнул и улыбнулся, обрадовавшись возможности поговорить о себе.

— Я теперь ставлю сам, и времена, когда мы с трудом находили сцену и зрителей, кажутся далеким прошлым. Сейчас у меня работы навалом, меня просто на части рвут. Я решил покончить с одноактными пьесами — в следующем месяце ставлю «Гамлета». В центре, не где-нибудь. Весной будет пьеса Дэвида Мамета в Коннектикуте, а на лето назначен большой проект в Уильямстауне. В сутках, блин, часов не хватает. — Он посмотрел в зеркало и провел пальцем по брови.

Я кивнул.

— А Холли театр больше не привлекает, верно? Она занялась этим… кино?

— Видео, — поправил Вернер.

— Работы хоть достойные?

— Откуда, черт побери, мне знать? Как я уже говорил, мистер Марч, ничем не могу вам помочь.

Я улыбнулся:

— Вы просто не пытаетесь, Джин. Уверен, вы знаете о Холли все, что только можно… в конце концов, вы долго были близки.

Вернер заметно напрягся. В голосе явственно послышалось рычание.

— По-моему, вы и сами немало о ней знаете, — пророкотал он.

Я пожал плечами:

— Я разговаривал с людьми.

— С кем разговаривали?

— С друзьями, знакомыми — обычными подозреваемыми. — Я изобразил, что листаю блокнот. — А что, разве вы с ней не встречались? Ну, выходит, я чего-то недопонял.

Вернер глубоко вздохнул и выдавил смешок.

— Я просто не знаю, можно ли вообще к нашим отношениям применить слово «встречались». Мы работали вместе, дружили и иногда трахались. Но ни о каких там чувствах речи не шло… Во всяком случае, для меня.

— Очевидно, для Холли тоже.

Скульптурное чело Вернера прорезали морщины.

— Что вы сказали?

— Я видел ее видеофильмы, Джин. — Вернер выпрямился, но промолчал. — Вы, как я понимаю, тоже, и они застали вас врасплох.

Вернер поджал губы и затеребил золотую сережку.

— Такое кого угодно застало бы врасплох, — произнес он медленно.