Книга Стриптиз-клуб «Аллигатор», страница 26 – Крис Хаслэм

На меня напал колотун. Руки дрожали, а палочка будто сама ударяла по внутренней стороне бубна-треугольника, выбивая чистый звук, – такого результата невозможно было бы добиться сознательно. Извлекаемые мною – мною ли? – звуки вторили пению не впавшей в транс сестры. Прихожане оборачивались, улыбались мне, кивали, словно думали, будто я знаю, что они знают, что я знаю.

Я улыбнулся им в ответ, а потом повернулся к Шерри-Ли и пожал плечами.

– Это не я извлекаю звуки из треугольника, – прошептал я сквозь зубы.

Ее большие глаза сверкали от слез.

– Благослови тебя Бог, Мартин, – ответила она с улыбкой Мадонны. – На тебя снизошел Святой Дух!

Теперь уже трое мужчин и священник держали змей – все они были в трансе, и все произносили тексты из Библии, имеющие отношение к змеям.

Унылая сестра выговаривала последние слова какого-то утраченного языка, и какие-то неземные звуки исходили из стальной трещотки в форме треугольника.

Все остальные либо рыдали, либо кричали «Аллилуйя!», а мне хотелось выпить.

– Рад видеть тебя сегодня, брат, – улыбнулся преподобный, когда я, все еще в полном оцепенении, вышел на солнце.

Я пару раз моргнул.

– Восславьте Господа, пастор Захария!

Впавшая в транс сестра сидела на поросшем травой берегу и, как и я, ждала, когда к ней вернутся земные чувства.

Шерри-Ли что-то всовывала ей в руку, а та, по-видимому, отказывалась. Победила Шерри-Ли, скрепив свою победу поцелуем.

Вдруг пастор Захария подался ко мне и впился в меня губами.

– Церковь Христа приветствует тебя, – заявил он. – Братья и сестры, давайте поприветствуем друг друга священным поцелуем!

В то утро меня поцеловали в губы четырнадцать мужчин в возрасте от девятнадцати до семидесяти лет. Я не спросил почему.

– Не кури, – попросила меня Шерри-Ли, когда мы длинным караваном двинулись от церкви. – Курить и пить нельзя, табу.

– Господи! – вздохнул я.

– И не богохульствуй.

Я запихал сигарету обратно в пачку и спрятал ее под сиденьем.

– Ты была права, – признал я. – Я потрясен.

Шерри-Ли просияла и улыбнулась.

– Разве не изумительно?

Пастор Захария пригласил нас на трапезу у него на ферме, расположенной за Бэсинджер-Вэй. Шерри-Ли с воодушевлением согласилась. Я планировал напиться и обкуриться до чертиков в «Венере», но Шерри-Ли все еще была милой, белой Христовой невестой, и мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда завершится период «табу».

У пастора Захарии в округе Окичоби было семьсот голов крупного рогатого скота на заливных лугах общей площадью сто семьдесят восемь гектаров.

– Возблагодарим за это Господа, – ответил я, будто знал, о чем он говорит.

Клан пастора, оказывается, владеет этой фермой с Гражданской войны, и сам Джордж Хенсли в сороковых-пятидесятых годах несколько раз гостил здесь.

– Папа, он понятия не имеет, о ком ты говоришь, – заметил мускулистый пижон со стрижкой ежиком, в майке и шортах.

– Ты прав, брат мой, не знаю, – улыбнулся я.

– Я тебе не брат, – оскалился он крайне недружелюбно.

– Джордж был основателем нашей церкви, – объяснил пастор Захария. – Именно он все и начал, благослови, Господи, его душу!

– Что с ним случилось? – полюбопытствовал я.

Пастор Захария оглянулся на свой одноэтажный дом-ранчо, откуда женщины выносили закуски.

– Его укусили, – ответил он.

Все начиналось как милый, хотя и безалкогольный, пикник на свежем воздухе.

В основном мы подкреплялись рисом и лимонадом.

Но затем мы углубились в ожесточенную дискуссию по богословским вопросам.

Потом Шерри-Ли стала играть со своей племянницей, малышкой в синих штанах на лямках, а женщины снова возблагодарили Господа за щедрость Его.

А в это время мужчины усердно расчесывали старую зарубцевавшуюся рану, нанесенную Церкви Небесных Знамений Иисуса Христа.

Кто-то когда-то – янки, евреи или мусульмане – предпринял попытку доказать, что шестнадцатая глава Евангелия от Марка на самом деле заканчивалась на восьмом стихе. Стихи же с девятого по двадцатый, на которых были основаны мои отношения с Шерри-Ли и всей сектой «змеедержателей», – позднейшая средневековая вставка. В заговор, как считалось, были вовлечены все, начиная с Флоридского отделения охраны окружающей среды и заканчивая актером театра и кино Джоном Траволтой и Ага-ханом, имамом мусульманской секты исламистов, крупным индийским земельным собственником. Понимая, что от меня в таком споре, который уже стал ритуалом, проку мало, я незаметно вышел из-за стола и отправился искать Шерри-Ли.

Я нашел ее на крыльце. На коленях у нее сидела голубоглазая племянница. Шерри-Ли беседовала с сыном пастора.

– Мартин, ты знаком с Восьмеркой? – спросила она, прикрывая глаза рукой от солнца.

– Мы уже познакомились, – кивнул Восьмерка, державший в руке гантель. – Ты англичанин, что ли?

– Да, а что? – прищурился я.

– Англичане – они типа янки, да? – спросил он, поигрывая мускулами.

– Почему тебя зовут Восьмеркой? – ответил я вопросом на вопрос.

Он выронил гантель, вскинул руки и ухмыльнулся.

– А чего ты у меня спрашиваешь? Кто зовет меня Восьмеркой, у того и спроси.

На правой руке у него недоставало мизинца и безымянного пальца. Лихой парень, похоже, не из робкого десятка!

– Славная девчушка! – сказал я, оборачиваясь к Шерри-Ли.

– Озорница! – улыбнулась Шерри-Ли. – Вот пытаюсь кое-что у нее разузнать.

Шерри-Ли подбросила малышку на колене, та взвизгнула от восторга, вырвалась и убежала.

– Учти, спущу на тебя собак! – крикнула ей вслед Шерри-Ли.

– Я ее поймаю и допрошу! Я большой специалист по части выведывания тайн.

Шерри-Ли поспешила направо, я – налево, и девчушка, прятавшаяся за деревом авокадо, оказалась у нас в руках.

– Я буду ее держать, а ты задавай ей вопросы, – сказала Шерри-Ли, обнимая смеющуюся малышку.

– У испанской инквизиции длинные руки! – Я погрозил девчушке пальцем. – Как тебя зовут?

– Энджи, – взвизгнула она.

– Сколько тебе лет?

– Четыре с половиной года.

– Какой твой любимый цвет?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – А у тебя какой любимый цвет, Шерри-Ли?

– Голубой, как небо, как море и как твои глазки, дорогая.

Энджи кивнула и сказала: