Книга Голем, страница 25 – Алексей Калугин

– Что ты хочешь этим сказать? – непонимающе посмотрел на него Соломон Юрьевич.

– Ничего, – качнул головой парень. – Нет, правда, ничего.

– Зачем же ты тогда это сказал? – подозрительно прищурился Соломон Юрьевич.

– Не знаю, – пожал плечами Сергей.

Штейн недоверчиво хмыкнул. Но больше ни о чем спрашивать Сергея не стал. Его интересовало мнение Кузякина.

– Это гриб?

– Какой еще гриб? – Игорь Петрович смотал леску, сложил удочку и кинул ее Сергею.

– Чайный гриб. – Соломон Юрьевич руками нарисовал в воздухе круг. – Бросаешь его в чай, сыплешь сахар, и он растет. Есть пространство вокруг – растет в ширину, нет – в толщину.

– Возможно, нечто похожее, – подумав, согласился Игорь Петрович.

Он достал из кармана шоколадку и отломил от нее еще кусочек. Отойдя на три шага в сторону от того места, где грязевой вырост сорвал наживку с крючка, Игорь Петрович кинул шоколадку в грязь. Кусочек еще был в воздухе, когда на поверхности образовался новый вырост, на лету схватил угощение и вместе с ним растворился в грязи.

– А что же он тут ест? – озадаченно почесал в затылке Соломон Юрьевич. – Ну, в смысле, когда его никто шоколадом не подкармливает?

– Интересный вопрос, – согласился Игорь Петрович. – Вон ведь какой здоровый вымахал.

– Вы полагаете, что это все… – Сергей махнул рукой в сторону противоположного края провала и вдруг сообразил, что не знает, как назвать то, что простиралось перед ними.

– Единый живой организм, – подсказал Игорь Петрович. – По всей видимости, да. Нечто вроде чайного гриба, как верно заметил Соломон Юрьевич. Только более высокоорганизованный.

– Понятно, – кивнул Сергей.

Хотя на самом деле ему ничего не было понятно. Что это еще за высокоорганизованный живой организм, прикидывающийся обыкновенной грязью?

– Он опасен? – поинтересовался более прагматичный Соломон Юрьевич. – Я имею в виду для людей?

– Пока не берусь это утверждать. Однако советую не лезть в эту грязь руками. Да и вообще, лучше не подходить близко к краю. Нужно всех об этом оповестить.

– Сделаем, – кивнул Сергей.

Из пакета, который он принес с собой, Игорь Петрович достал три пол-литровые стеклянные банки с пластиковыми крышками и обычный кухонный половник. Присев на корточки, он снял с банок крышки и выставил их возле самого края провала.

– Будь осторожен, Игорь Петрович, – предупредил на всякий случай Соломон Юрьевич. – Он ведь может и на тебя кинуться.

– Постараюсь.

Кузякин помахал половником над грязью. Та никак на это не отреагировала.

Чуть в стороне лопнул большой влажный пузырь.

– Он жрет только органику, – убежденно кивнул Соломон Юрьевич.

– Кто «он»? – поинтересовался Сергей.

– Он, – Штейн ткнул пальцем в провал. – Гриб чайный!

Игорь Петрович перехватил половник за самый кончик ручки, взял в другую руку банку и стал примеряться, как бы половчее зачерпнуть побольше грязи. Так, чтобы самому при этом не замараться.

– Секундочку! – остановил его Соломон Юрьевич. – А ты уверен, что вся эта грязь живая?

– Я не говорил, что она живая, – возразил Игорь Петрович.

– Не придирайся к словам, – недовольно скривился Штейн. – Ты понял, что я имею в виду. Грязь может просто служить средой обитания для того, кто любит шоколад. И просто зачерпнув половник грязи, ты его не поймаешь.

– У тебя есть другое предложение?

– Разумеется!

Соломон Юрьевич опустился на одно колено рядом с Кузякиным. Взял в левую руку банку, а в правую крышку.

– Ну-ка, кинь шоколадку! – тряхнул он пустой банкой.

Игорь Петрович послушно отломил еще кусочек от батончика и кинул его в банку, которую держал Штейн.

Тот довольно улыбнулся и, слегка тряхнув банку, подкинул шоколадный кусочек вверх. Затем наклонил банку, почти положил ее набок, обратив горловину в сторону грязевой массы.

– Будем надеяться, что мозгов у него нет, – заговорщицким полушепотом произнес Соломон Юрьевич.

«У кого? У чайного гриба?» – хотел было спросить Сергей.

Но не успел.

Выскользнувший из общей массы шматок грязи плюхнулся в банку. Соломон Юрьевич ловко, как заправский сомелье бокал, крутанул банку, отделяя то, что внутри, от того, что снаружи, и тут же прихлопнул крышкой.

– Прошу! – протянул он под завязку полную грязи банку Игорю Петровичу.

– Круто! – восхищенно цокнул языком Сергей.

– Без малого сорок лет в сфере обслуживания, – смущенно потупил взгляд Соломон Юрьевич.

– Вы были фокусником! – догадался Сергей.

– Не совсем, – польщенно улыбнулся Соломон Юрьевич. – На молочной фабрике работал. Цех по фасовке сметаны.

– Но это же пищевая промышленность. – Игорь Петрович забрал у Штейна банку и осторожно уложил ее в пакет.

– Все зависит от того, с какой стороны посмотреть. – Соломон Юрьевич взял в руку другую банку. – С одной стороны, вроде бы действительно продуктами питания занимались. С другой – мы ведь население обслуживали. Разве нет? Если еще глубже копнуть, так меня еще и работником культуры назвать можно. Или даже артистом оригинального жанра.

– Почему?

– Мне бы это понравилось.

Соломон Юрьевич протянул Кузякину открытую банку, и тот кинул в нее кусочек шоколадки.

– А почему эта грязь людей не хватает? – спросил Сергей.

– С чего ты это взял? – Игорь Петрович принял из рук Штейна еще одну аккуратно запечатанную банку с грязью. – На руку она реагирует.

Сергей присел на корточки и провел ладонью над грязью. По коричневой блестящей поверхности пробежали три невысоких параллельных гребешка. Секунду поколебавшись, Сергей сунул в грязь палец.

– Ты что делаешь?! – почти в один голос закричали Кузякин и Штейн.

Сергей вытащил палец из грязи и вытер платком. Палец не пострадал.

– Глупо, – только и сказал Игорь Петрович.

– Когда наш автобус в грязи тонул, мы с Володей по колено в ней стояли, – пояснил Сергей.

– Все равно глупо, – стоял на своем Игорь Петрович. – С тех пор двадцать дней прошло. Свойства грязи могли измениться. Что мы знаем о ней? Ничего!

– Теперь знаем, что для людей она не опасна, – возразил Сергей.

– Знаешь что? – строго указал на него пальцем Соломон Юрьевич. – Ты или кончай дурака валять, или топай отсюда! Я из-за тебя второй инфаркт получить не желаю!

Сергей был категорически не согласен с такой оценкой своего поступка. Он готов был квалифицировать его как необдуманный. Или, может быть, слишком дерзкий. Но уж никак не глупый! Эдак ведь и Амундсена можно дураком назвать за то, что ему дома не сиделось! Но спорить со стариками он не стал. Более того, он даже понурил голову, вроде как в знак своего раскаяния.