Онлайн книга «Книга убийств»
— Они начали прижигать ее сигаретами. Люк сказал, что он слышал, как шипела кожа… О Господи! Я думал, он… — Все придумал. Хансен всхлипнул и вытер нос рукавом, его голова опустилась на грудь. Затылок был блестящим и морщинистым, как консервированное сало. — Они прижигали ее сигаретами — а потом? — Вот и все. Больше мне нечего добавить. Люк говорил, что происходящее напоминало игру, — ему пришлось так думать, чтобы окончательно не сойти с ума. Он повторял, что смотрел и пытался убедить себя, что перед ним надувная кукла и они с ней развлекаются. Он сказал, что все это продолжалось нестерпимо долго, пока кто-то — мне кажется, он назвал Вэнса, я не могу поклясться, но мне так кажется — не сказал, что она мертва и им нужно избавиться от тела. Они завернули ее во что-то и засунули в багажник «ягуара» Вэнса, а потом где-то выбросили. — Не кажется ли вам, Николас, что описание выглядит слишком подробным для галлюцинации? Хансен ничего не ответил. — В особенности, — не унимался Майло, — для такого глуповатого парня, как Чепмен. Неужели он был склонен к фантазиям? Хансен продолжал молчать. — Куда они ее отвезли, Николас? — Я не знаю — проклятие, почему об этом не было ни слова в газетах? Хансен сжал руку в кулак и поднял на уровень груди, словно хотел придать своим словам больше веса. Майло слегка отклонился в сторону, но продолжал угрожающе нависать над Хансеном. Тот беззвучно плакал. — А что они делали потом? — Заказали кофе, — ответил Хансен. — Где-то в Голливуде. Кофе с пирогом. Люк сказал, что пытался есть, но его вырвало в туалете. — Какой пирог? — Я не спрашивал. Почему ничего не было в газетах? — А вы сами как думаете, Николас? — О чем вы? — удивился Хансен. — Ну, вы же неплохо знали своих приятелей, как вы объясняете отсутствие информации об убийстве в газетах? — Я не понимаю, на что вы намекаете. Майло встал, потянулся, покрутил головой и подошел к окну. Он остался стоять спиной к Хансену. — Подумайте о мире, в котором вы живете. Николас. Вы удачливый художник. Вы получаете тридцать или даже сорок тысяч долларов за картину. Кто покупает ваши произведения? — Тридцать тысяч не такая уж большая сумма за картину, — возразил Хансен. — Если сравнить с… — Это большие деньги за одну картину, — перебил Майло. — Кто их покупает? — Коллекционеры, но я не понимаю, какое отношение… — Да-да, люди со вкусом и все такое. Но сорок штук за современную картину — тут речь идет не о простых коллекционерах. — Ну да, люди среднего класса, — сказал Хансен. Майло резко повернулся к нему. — Люди с деньгами, Николас, — с усмешкой сказал он. Мутные глаза Хансена округлились. — Вы хотите сказать, что кто-то дал взятку, чтобы убийство замяли? Неужели такое возможно? Но тогда почему же оно всплыло теперь? Почему именно сейчас? — Попробуйте объяснить сами. — Ничего не приходит в голову. — А вы подумайте. — Кто-то заинтересован в том, чтобы предать эти факты огласке? — предположил Хансен. Он поднял голову. — В игру включились большие деньги? Вот что вы пытаетесь мне сказать? Майло вернулся к дивану, уселся и вновь открыл блокнот. — Большие деньги, — продолжал Хансен. — Иными словами, я поступил как настоящий осел, когда согласился разговаривать с вами. Вы застали меня врасплох и использовали… — Тут его лицо просветлело. — Но вы все испортили. Вам следовало предложить мне пригласить адвоката, а так то, что я сказал, не будет принято судом… — Вы слишком много смотрите телевизор, Николас. Мы обязаны предложить вам адвоката, если намерены вас арестовать. У нас есть для этого причина, Николас? — Нет, нет, конечно, нет… Майло посмотрел на меня. — Пожалуй, нам так и следует поступить. Препятствие к исполнению правосудия является преступлением. — Он вновь обратился к Хансену. — Подобное обвинение — вне зависимости от того, будете вы осуждены или нет, — изменит вашу жизнь. Но если вы согласитесь сотрудничать с нами… Глаза Хансена засверкали. Он провел рукой по редким волосам за ушами. — У меня есть основания для беспокойства, не так ли? — Из-за чего? — Из-за них. Господи, что я наделал? Я застрял в Лос-Анджелесе, но мне нельзя уезжать, я не могу оставить мать… — В любом случае уезжать вам не следует, Николас. Если вы вели себя честно и рассказали нам все, что знали, мы постараемся обеспечить вам безопасность. — Вам плевать на меня. — Хансен встал. — Уходите, мне нужно побыть одному. Майло не шелохнулся. — А нельзя взглянуть на вашу картину? — Что?! — Я и в самом деле люблю живопись, — заявил Майло. — Моя студия является частным владением, — угрюмо заявил Хансен. — Уходите отсюда! — Никогда не показывайте дураку незаконченную работу? Хансен сделал несколько нетвердых шагов и глухо рассмеялся. — Вы совсем не дурак. Вы потребитель. Как вы живете с собой? Майло пожал плечами, и мы направились к двери. Положив руку на ручку двери, Майло остановился и проговорил: — Кстати, картины на вашем сайте просто великолепны. Как французы называют натюрморты — natur morte? Мертвая природа? — А теперь вы пытаетесь меня унизить. Майло распахнул дверь, и Хансен сказал ему в спину: — Ладно, взгляните. Но у меня в студии лишь одна незаконченная картина. Мы поднялись вслед за ним по узкой лестнице с латунными перилами и оказались на длинной площадке с толстым зеленым ковром. Три спальни с одной стороны и одна дверь, ведущая в северное крыло. На ковре стоял поднос с завтраком. Чайник и три пластиковые тарелки: желе цвета крови, вареное очищенное яйцо и какая-то коричневая гранулированная масса. — Подождите здесь, — сказал Хансен, — мне нужно проведать мать. — Он на цыпочках подошел к двери, приоткрыл ее, заглянул внутрь и вернулся к нам. — Она все еще спит. Ладно, пошли. Его студия находилась в самой южной спальне — небольшой комнатке, объем которой увеличили за счет приподнятых балок и застекленной крыши, пропускавшей внутрь лучи южного солнца. Пол из твердой древесины выкрашен в белый цвет, мольберт тоже. Белый лакированный шкафчик, белый футляр с набором красок и кистями, стеклянные кувшины, наполненные скипидаром и растворителем. Цветные точки краски, выдавленной на белую фарфоровую палитру, трепетали на белом фоне, точно экзотические бабочки. |