Книга Наваждение, страница 68 – Джонатан Келлерман

Проехав мимо Голливудского бульвара и Сансет, я направился на восток по Франклин-стрит. Миновал темные жилые дома и вековые деревья. На улице никого, только одинокая собака жмется в кустах.

— Что я сделала? — спросила Таша. — Или вы просто хотите меня прокатить?

— Мы любим хорошую компанию. Кстати, когда мы сверим твои отпечатки, какое имя возникнет?

— Отпечатки? Я ничего не сделала. — От напряжения хриплый голос сразу стал выше.

— Имя для отчета.

— Какого отчета? — Нотка агрессивности снова снизила тембр. Теперь я слышал разговаривающего в нос уличного парня, загнанного в угол и готового бороться.

— О нашем расследовании. К тому же надо еще упомянуть о твоей маленькой пилочке для ногтей.

— Это старинная вещь, сэр. Купила в антикварной лавке.

— Угу, верно. Так какое имя тебе дали при рождении?

Проститутка шмыгнула носом.

— Я — это я.

— Это точно, — согласился Майло. — Давай не будем без необходимости раздувать это дело?

— Я не понимаю, сэр.

— Зато я понимаю. Прошлое есть прошлое, так?

— Да, сэр, — тихо буркнула она.

— Но иногда стоит покопаться в истории.

— Что я такого сделала, зачем вы катаете меня на этой машине?

— Кроме лезвия мы уличили тебя в приставании к мужчине и занятии проституцией, но ты вполне можешь через пятнадцать минут вернуться к закусочной, а не попасть в КПЗ. Выбирай сама.

— Что такое вы расследуете, сэр?

Майло щелкнул авторучкой.

— Первым делом — твое имя. Но не одно из тех, которые ты выдумываешь, когда тебя забирают.

— Сэр, меня не арестовывали уже тридцать… восемь… семь дней. И это было в Бёрбанке. Всего лишь за кражу в магазине. И обвинения не предъявлялись.

— Обвинения против кого?

Пауза. И после:

— Мэри Эллен Смитфилд.

— Черта с два, — ухмыльнулся Майло.

— А?

— Что написано в твоем свидетельстве о рождении, Таша?

— Но вы меня не арестуете?

— Зависит от тебя.

Глубокий вздох, а затем почти шепотом:

— Роберт Джиллабой.

Я услышал скрип ручки Майло.

— Сколько тебе лет, Таша?

— Двадцать два.

Майло откашлялся.

— Двадцать девять, сэр. — Хриплый смех. — И это мое последнее предложение, сэр.

— Адрес?

— Кенмор-авеню, но там я живу временно.

— До?..

— Пока не перееду в свой особняк в Бель-Эйр.

— Ты давно в Лос-Анджелесе?

— Я коренная жительница Калифорнии, сэр.

— Откуда приехала?

— Из Фонтаны. Мои родители занимались курами. — Проститутка хихикнула. — Я устала от перьев и вони.

— Когда?

— Примерно лет тринадцать назад, сэр.

Я представил себе запутавшегося подростка, пробирающегося с фермы в графстве Сан-Бернардино в Голливуд.

— Номер телефона? — спросил Майло.

— Я как раз его меняю.

— Ты пользуешься автоматами?

Молчание.

— Как люди тебя находят, Таша?

— Друзья знают, где меня найти.

— Друзья вроде Тони Манкузи?

Молчание.

— Расскажи нам о Тони, Таша.

— Насчет Тони Не-из-Рима?

— Что ты имеешь в виду?

— Он не похож на итальяшку. Больше на пудинг, тот, что с яйцами, — тапока.

— Он твой регулярный клиент?

— Вы хотите сказать, что Тони — плохой человек? — Голос снова изменился, став женским и испуганным.

— Тебя это удивляет?

— Он никогда мне не казался плохим.

— Но?..

— Никакого «но»! — отрезала проститутка.

— Как часто ты с ним встречаешься?

— Никакого расписания. Тони скорее нерегулярный клиент.

— Он меняет девушек?

— Нет, ему нравлюсь я, или он не берет никого. Тут ведь как: «Покажи мне свои денежки, милый».

— А у него мало денег?

— Так он говорит.

— Часто на это жалуется?

— Разве мужчины не вечно жалуются, сэр? На жену, на простату, на погоду. — Она засмеялась. — А у Тони еще его диск.

— Его что?

— Диск в спине. Тут больно, там больно. Я его еще и пожалеть должна. Но никакого массажа, у него все такое нежное.

— Раз ты миришься со всем этим нытьем, — сказал Майло, — тебе впору завести мужа.

— Вы такой милый и забавный, сэр. А вы на что жалуетесь?

— На плохих парней, которым удается от меня ускользнуть, — ответил Майло. — Где ты познакомилась с Тони? И не говори, что не помнишь.

— Не помню. Хи-хи, ладно, ладно, не смотрите на меня таким ужасным взглядом. Я познакомилась с ним на вечеринке. Вечеринке для перевертышей на холмах.

— Кто такой перевертыш?

— Джентльмен, который делает вид, что он притворяется…

— …что он девушка, — закончил Майло. — Не то что твои честные подружки «У Гордито».

— Мои подружки — настоящие девушки, что бы ни говорило правительство. Они ла фам там, где это важно, — в мозгах.

— А перевертыши…

— Эти даже не пытаются. У них все безобразно. Безобразные парики, безобразные платья, безобразные бугры после бритья, туфли с тупыми носами. У них нет костей, и им не хватает изящества. Для перевертышей это парад на Хеллоуин, а затем — снова возврат к костюму и галстуку в понедельник.

— Маскарад, — кивнул Майло.

— Даже не маскарад, сэр. Они ведь не пытаются…

— Где именно на холмах была та вечеринка?

— Какое-то место рядом с плакатом с надписью «Голливуд».

— Над Бичвудом?

— Я не знаю названий улиц. Это давно было.

— Насколько давно?

— Полгода? — предположила Таша. — Ну, может, пять месяцев. Я разговаривала с Тони, но домой отправилась с юристом. Вот это был дом! В Окснарде, у воды; чтобы туда добраться, мы ехали и ехали, и воздух был таким соленым. Я не назову вам его имени, что бы вы ни делали, потому что он был милым. Милым, старым и одиноким: жена лежала в больнице. На следующее утро он приготовил вафли со свежими бананами, и я смотрела, как над водой встает солнце.