Книга Садовник, страница 14 – Родриго Кортес

— А если этот Гонсалес оговаривать себя начнет? И настоящий преступник так и не будет найден?

Капрал многозначительно повел бровями в сторону начальственного кабинета, где в полном одиночестве сидел и размышлял о судьбах Испании алькальд.

— Если вы не найдете ему тела сеньоры Долорес к завтрашнему полудню, господин лейтенант… смело подавайте в отставку и ждите преемника.

— Да неужели? — язвительно рассмеялся Мигель.

— Я вам точно говорю, — поджал губы капрал. — Я бы вам этого не говорил, господин лейтенант, но вы мне нравитесь. И я не хочу, чтобы вас меняли.

Это было сказано с таким чувством, что Мигель понял: надо как-то отшутиться. Но тут в гулком пустом коридоре послышался металлический лязг входной двери и грохот сапог, он вдруг вспомнил эту странную фразу алькальда о том, что у него еще есть время, и встревоженно направился к выходу, но уже на полпути, как раз на повороте, ошарашенно остановился.

Перед ним стояли два полицейских офицера: прибывший «помочь» следствию и только что пивший вместе с Мигелем кофе капитан Фернандес и второй — рослый, с военной выправкой, тоже в капитанском чине. Мигель пригляделся: этого второго он уже видел в Сарагосе, в кабинете начальника криминальной полиции.

— Лейтенант Санчес? — наклонив голову, щелкнул каблуками второй.

— Да, это я, — шагнул вперед начальник полиции.

— Капитан Сантало, управление криминальной полиции, — представился «гость» и протянул Мигелю большой синий конверт: — Вот постановление прокуратуры города Сарагосы. Ознакомьтесь.

Мигель вскрыл конверт, вытащил постановление, поднес его к желтому свету электрической лампы и обомлел. В бумаге недвусмысленно предписывалось, в связи с объединением уголовных дел, подозреваемого Энрике Гонсалеса, 1905 года рождения, конюха господ Эсперанса, немедленно препроводить в распоряжение управления криминальной полиции города Сарагосы.

— Постойте, господа, — непонимающе тряхнул головой Мигель, — а при чем здесь управление Сарагосы? Это же мое дело…

— Вы хорошо прочитали постановление, лейтенант? — с трудом удержался от улыбки рослый капитан. — Дело о похищении трупа сеньоры Долорес Эсперанса объединено с делом, которое ведет наше управление, а потому вы обязаны передать все улики и всех подозреваемых нам как вышестоящей структуре королевской криминальной полиции.

— Но Энрике Гонсалес уже дает показания… — растерялся Мигель. — И я намерен довести дело…

— Можете подать рапорт, — бесцеремонно оборвали его на полуслове.

— Обязательно, — вспыхнул Мигель. — Извольте подождать четверть часа.

* * *

Мигель ушел в свой кабинет и принялся писать рапорт, но все никак не мог прийти в себя. Ему было совершенно ясно, что именно алькальд и подключил свои знакомства в Сарагосе, чтобы отнять у него подозреваемого, и теперь судьба Энрике Гонсалеса зависит скорее от политических нужд сеньора Рохо, чем от истины. Но что они собирались вменить Гонсалесу, а главное, как алькальд собирается поступить с пропавшим, Да так и не найденным телом, он не понимал.

Он быстро, по всем правилам составил рапорт, запечатал его в большой конверт из толстой коричневой бумаги; во второй такой же конверт в присутствии обоих капитанов и капрала Альвареса вложил ожерелье из крупных белых жемчужин и найденные в кустах шиповника обрывки черного шелкового платья покойной и передал оба конверта Сантало.

— Держите, господин капитан.

Потом достал новый листок бумаги, прикусив губу, быстро составил акт на передачу арестанта, и через десять минут ничего не понимающего конюха посадили на заднее сиденье специально прибывшего за ним из Сарагосы «Мерседеса».

— Куда меня, господин лейтенант? — тревожно вертел головой Гонсалес.

— Сказал бы, у кого был минувшей ночью, никуда не поехал бы, — не выдержал Мигель.

— И что со мной сделают? — испугался конюх.

— Это суд решит, Гонсалес, — вздохнул Мигель. — Теперь только суд.

* * *

Он с трудом дождался утра и в шесть тридцать позвонил-таки в Сарагосу своему наставнику капитану Мартинесу. Вкратце изложил суть дела, но вместо ожидаемого совета услышал только напряженное сопение.

— Знаешь, Мигель… — наконец-то прервал тишину капитан Мартинес. — Ситуация и впрямь непростая, и мой тебе совет: не суйся в это дело.

— Но вы же понимаете… — начал Мигель.

— Так, хватит! — внезапно разъярился Мартинес. — Тебе постановление прокуратуры показали?

— Показали…

— Дело и подозреваемого ты передал?

— Да, передал…

— Все! Вопрос исчерпан! — подвел итог сказанному Мартинес. — Позвони, когда у тебя случится что-то действительно важное…

Капитан бросил трубку, и Мигель, поблагодарив телефонистку, расстроенно откинулся на спинку стула. Он чувствовал, что здесь без вмешательства высокопоставленных друзей алькальда не обошлось.

А к восьми утра в участок пришла сеньора Анхелика.

Пятидесятидвухлетняя бездетная, а потому совершенно одинокая вдова потребовала разговора наедине и в кабинете начальника полиции с глазу на глаз прямо заявила, что Энрике в ту роковую ночь был с ней, и только с ней, и просила не посылать его на каторгу.

— Вы готовы дать показания в суде? — холодея от ужаса и уже предчувствуя ответ, спросил Мигель.

— Лучше умереть, — без тени сомнения твердо произнесла вдова. — Как я после этого буду людям в глаза смотреть?

— Да вы не бойтесь, сеньора Анхелика, — болезненно улыбнулся начальник полиции. — Суд состоится в Сарагосе, и никто и никогда об этих показаниях не узнает. Вам нечего опасаться…

— Ни за что, — решительно поджала губы вдова.

Некоторое время Мигель еще уговаривал ее, а затем примирился с отказом, проводил вдову до дверей, сел за стол и обхватил голову руками. Было совершенно ясно, что истинный злоумышленник выскользнул из его рук, а в Сарагосу повезли невиновного.

Более того, теперь Мигель понимал, что не только роль конюха Энрике в похищении была иллюзорной; даже садовник и его сын попали под подозрение без достаточных на то оснований. И собака могла показать на них лишь потому, что они подержали в руках что-то, принадлежавшее сеньоре Долорес, — ожерелье или ту же подарочную Библию, например. И чем они там в управлении полиции думают и как собираются доказать Энрике Гонсалесу недоказуемое, было совершенно непонятно.

Мигель снова и снова начал перебирать обстоятельства дела и пришел к выводу, что непроясненными оставались всего две детали, на первый взгляд неважные, но, безусловно, значимые. То, каким образом ожерелье попало на клумбу, и назначение веток под мостом. Разве что похититель посещал усадьбу семьи Эсперанса, где и обронил ожерелье? Но тогда возникал закономерный вопрос: зачем он это делал? Ну, и эти ветки… Мигель начал восстанавливать в памяти все, что помнил о них, как вдруг осознал, что, когда спустился под мост повторно, с собакой, веток уже не было!