Книга Подозреваемый, страница 20 – Майкл Роботэм

В половине пятого я на улице, проталкиваюсь сквозь поток людей, спешащих к станциям метро и автобусным остановкам. Я направляюсь к Кавендиш-сквер и останавливаю такси. В это время снова начинается дождь.

Дежурный сержант в полицейском участке Холборна розоволиц и чисто выбрит, волосы прикрывают лысину на макушке. Перегибаясь через стойку, он макает печенье в кружку с чаем, засыпая крошками грудь девушки на третьей странице. Когда я открываю стеклянную дверь, он облизывает пальцы, вытирает их о рубашку и засовывает газету под стойку. Он улыбается, и его щеки трясутся.

Я показываю ему визитную карточку и спрашиваю, нельзя ли мне увидеть протокол задержания Бобби Морана. Его доброе расположение исчезает.

– Мы сейчас очень заняты, вам придется подождать.

Я оглядываюсь через плечо. Камера задержанных практически пуста. Только подросток в рваных джинсах, кроссовках и футболке с изображением «AC/DC» спит на деревянной скамейке. На полу валяются окурки, пластиковые стаканы совокупляются у металлической корзины.

С нарочитой медлительностью сержант подходит к каталогу с файлами у задней стены. Печенье прилипло сзади к его штанам, розовая крошка тает на крестце. Я позволяю себе улыбнуться.

Согласно протоколу задержания, Бобби арестовали в центре Лондона восемнадцать дней назад. Он признал себя виновным на слушании в суде магистрата Боу-стрит, и ему было назначено явиться 24 декабря в Олд-Бейли. Его преступление подпадает под пункт 20-й – нападение с нанесением тяжких телесных повреждений. Максимальное наказание – пять лет тюремного заключения.

Показания Бобби напечатаны на трех страницах через двойной интервал, на полях указаны исправления. Он не упоминает о маленьком мальчике или ссоре с ювелиром. Женщина нарушила очередь. К сожалению, теперь у нее раздроблена скула, сломаны челюсть, нос и три пальца.

– Где я могу найти информацию о залоге?

Сержант перелистывает документы и ведет пальцем по тексту о решении суда.

– Эдди Баррет взял это дело, – ворчит он с отвращением. – Он свернет его быстрее, чем сосчитаешь до двух.

Как Бобби заполучил такого адвоката, как Эдди Баррет? Он самый известный защитник в стране, прославившийся своим хвастовством и луженой глоткой.

– Каков был залог?

– Пять кусков.

Принимая во внимание обстоятельства Бобби, это кажется непомерной суммой.

Я смотрю на часы. Еще только половина шестого. Секретарша Эдди берет трубку, а я слышу, как он что-то кричит на заднем плане. Она извиняется и просит подождать. Теперь они кричат друг на друга. Это похоже на представление Панча и Джуди. Наконец она возвращается. Эдди может уделить мне двадцать минут.

До Чансери-лейн быстрее дойти, чем ехать на такси. Войдя в главную дверь, я взбираюсь по узкой лестнице на четвертый этаж, огибая коробки с судебными документами и делами, которые воткнуты в каждый свободный кусочек пространства.

Эдди, разговаривая по телефону, вводит меня в кабинет и указывает на стул. Чтобы сесть, мне приходится сдвинуть две папки. По виду Эдди за пятьдесят, хотя на самом деле он десятью годами моложе. Когда я смотрю интервью с ним по телевизору, он то и дело напоминает мне бульдога. У него та же чванливая походка: плечи почти не двигаются, а зад виляет из стороны в сторону. У него даже такие же большие резцы, которыми, должно быть, очень удобно трепать людей.

Когда я упоминаю имя Бобби, Эдди кажется разочарованным. Я думаю, он надеялся на дело о медицинских злоупотреблениях. Он разворачивается на стуле и принимается искать дело в ящике стеллажа.

– Что сказал вам Бобби о нападении?

– Вы видели показания.

– Он упомянул маленького мальчика?

– Нет, – устало прерывает меня Эдди. – Слушайте, я не хочу начинать не с той ноги, Розанна, но объясните мне, какого черта я с вами разговариваю? Без обид.

– Без обид. – Вблизи он еще менее приятен. Я пытаюсь зайти с другого конца: – Бобби упомянул, что посещает психолога?

Настроение Эдди улучшается.

– Нет, черт возьми! Расскажите-ка мне.

– Я консультирую его уже почти шесть месяцев. Я также полагаю, что его уже обследовали раньше, но у меня нет записей.

– История душевной болезни – все лучше и лучше. – Он берет трубку зазвонившего телефона и делает мне знак, чтобы я продолжал. Он пытается вести два разговора одновременно.

– Бобби сказал, почему вышел из себя?

– Она села в его кеб.

– Вряд ли это можно считать уважительной причиной.

– Вы когда-нибудь пытались поймать такси в Холборне дождливым утром в пятницу? – хмыкает он.

– Я думаю, там есть что-то еще.

Эдди вздыхает:

– Послушайте, Поллианна, [3] я не прошу клиентов говорить правду. Я просто вытаскиваю их из тюрьмы, чтобы они могли снова совершать те же ошибки.

– Эта женщина – как она выглядела?

– На фотографиях – настоящее месиво.

– Возраст?

– За сорок. Темноволосая.

– Что на ней было надето?

– Секундочку. – Он вешает трубку и орет своей секретарше, чтобы та принесла дело Бобби. А потом перебирает страницы, бормоча себе под нос: – Юбка выше колена, высокие каблуки, короткая куртка… Овца, нарядившаяся ягненком, я бы сказал. А зачем вам?

Я не могу сказать ему. Это только смутная догадка.

– Что грозит Бобби?

– В настоящее время ему светит тюремное заключение. Управление не соглашается на более мягкую статью.

– Тюрьма ему не поможет. Я мог бы составить для вас психологическое заключение. Вдруг удастся поместить его в группу терапии.

– Что требуется от меня?

– Письменный запрос.

Ручка Эдди уже скользит по бумаге. Не могу вспомнить, когда я в последний раз писал так быстро. Он подталкивает листок ко мне.

– Спасибо.

Он ворчит:

– Это всего лишь запрос, а не почка.

Какая самоуверенность! Может, у него комплекс Наполеона или же он пытается компенсировать свою уродливую внешность. Теперь я ему наскучил. Эта тема его не интересует. Оставшиеся вопросы я задаю быстро:

– Кто внес залог?

– Понятия не имею.

– А кто вам позвонил?

– Он сам.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, он перебивает меня:

– Слушайте, Опра, [4] я должен быть в суде, а мне еще надо в туалет. Этот парень – ваш псих, я просто защищаю его. Почему бы вам не заглянуть в его башку и просто посмотреть, гремят ли там винтики, а потом прийти ко мне? Удачного дня!