
Онлайн книга «Пропавшая»
– Очень хорошо, Говард, но я вот чего не могу понять. Видишь ли, в твоей гостиной обнаружили следы крови Микки, а также у тебя в ванной и на полотенцах. Говард открывал и закрывал рот, его голос напрягся. – Вы думаете, я это сделал, но я не делал. – Тогда расскажи мне, откуда взялась кровь. – Она порезала палец. Они с Сарой мастерили телефон из консервных банок, и у одной был острый край. Я должен был проверить. Но порез был неглубоким. Я заклеил его пластырем. Она была очень смелой. Даже не плакала… – И ты сказал ее матери? Он смотрит вниз, на свои руки. – Я попросил Микки не говорить. Я боялся, что миссис Карлайл прекратит наше общение, если решит, что я за ней не слежу. – Там было слишком много крови для царапины на пальце. Ты пытался прибраться, но ковер все равно был весь в пятнах. Поэтому ты его и выбросил. – Это была не кровь. Это была земля из цветочных горшков. – Земля? Он с энтузиазмом закивал. – Ты сказал, что никогда не брал Микки на экскурсии. Но в твоем фургоне мы нашли волокна ее одежды. – Нет. Нет. Я позволил паузе затянуться. В глазах Говарда отражались страх и сожаление. Внезапно он удивил меня, заговорив первым. – Вы помните миссис Касл… из школы? Она водила нас на уроки танцев. Я ее помнил. Она была похожа на Джулию Эндрюс в «Звуках музыки» [45] (сразу после того, как она уходит из монастыря) и фигурировала в эротических снах каждого мальчика, кроме разве что Найджела Брайанта и Ричарда Койла, у которых были иные интересы. – При чем здесь она? – Однажды я видел ее в душе. – Иди ты! – Нет, правда. Она принимала душ у директора, а старый Арчи, наш физрук, послал меня в помещение руководства за стартовым пистолетом. Она вышла из душа, вытирая волосы, и заметила меня слишком поздно. Она разрешила мне посмотреть. Стояла там и позволяла наблюдать, как вытирает груди и бедра. А потом взяла с меня слово, что я никому не скажу. Я мог бы стать самым знаменитым ребенком в школе. Мне нужно было только рассказать об этом. Я избежал бы десятка побоев и всех этих издевок и подколов. Я мог бы стать легендой. – Так почему же ты не сказал? Он грустно посмотрел на меня. – Потому что я был в нее влюблен. И не имело значения, что она в меня не влюблена. Я ее любил. Это была моя любовь. Я не надеюсь, что вы поймете, но это правда. Не обязательно, чтобы тебя любили. Можно любить и без этого. – При чем здесь Микки? – Я и Микки любил. Я никогда не причинил бы ей боль… нарочно, никогда. Его светло-зеленые глаза наполнились слезами. Когда он больше не мог смаргивать их, он принялся вытирать их руками. Я чувствовал жалость к нему. Я всегда ее чувствовал. – Говард, теперь ты должен меня выслушать. Ты сможешь высказаться позже. – Я придвинул стул ближе, так, что наши колени соприкоснулись. – Ты человек средних лет, ты никогда не был женат, живешь один, проводишь все свободное время с детьми, фотографируешь их, покупаешь им мороженое, вывозишь их на прогулки… Его щеки еще больше покраснели, но сжатые губы оставались бледными. – У меня есть племянники и племянницы. Я их тоже фотографирую. В этом нет ничего плохого. – И ты собираешь детские журналы и каталоги детской одежды? – Это законно. Они не порнографические. Я хочу стать фотографом, детским фотографом… Я встал со стула и переместился так, чтобы оказаться у него за спиной. – Говард, я только одного не понимаю. Что ты находишь в маленьких девочках? Ни бедер, ни груди, ни опыта. Они же плоские вдоль и поперек. Нет, я понимаю: «из конфет и пирожных и сластей всевозможных» [43] , и все дела – девочки пахнут лучше, чем мальчишки, но у Микки не было даже намека на какие-то формы. Добрая фея отрочества еще не посыпала волшебным порошком ее глаза, отчего у нее затрепетали бы веки, а тело стало бы развиваться. Что ты находишь в маленьких девочках? – Они невинны. – И ты хочешь отнять это у них? – Нет. Ни за что. – Ты хочешь их обнять… прикоснуться к ним. – Не так. Не в дурном смысле. – Наверное, Микки смеялась над тобой. Неуклюжий старик-сосед. На этот раз его голос звучит громче: – Я не прикасался к ней! – Ты помнишь «Убить пересмешника» [46] ? Он промолчал, с недоумением глядя на меня. – Страшила Рэдли, живший через дорогу, был жутким типом с изуродованным лицом. Его боялись все дети. Они кидали камни в крышу его дома и подбивали друг друга залезть к нему во двор. Но в конце именно Страшила спасает Глазастика и Джима от настоящего злодея. Он становится героем. Ты этого ждал, Говард, – возможности спасти Микки? – Вы меня не знаете. Вы ничего обо мне не знаете. – Да нет, знаю. Я точно знаю, кто ты такой. Для таких, как ты, есть название: преступник-педофил. Ты выбираешь жертву. Выделяешь ее из толпы. Знакомишься с родителями. Постепенно проникаешь в ее жизнь, пока она не начинает тебе доверять… – Нет. – Что ты сделал с Микки? – Ничего. Я к ней не прикасался. – Но хотел. – Я просто делал снимки. Я никогда бы не обидел ее. Он хотел сказать что-то еще, но я поднял руку и перебил его: – Знаю, ты не из тех парней, которые подобные вещи планируют. Ты не такой. Но иногда случается непредвиденное. К такому не готовятся. Просто ситуация выходит из-под контроля. Ты видел ее в тот день? – Нет. Я не прикасался к ней. – Мы нашли отпечатки пальцев и волокна одежды. Он отчаянно трясет головой. – Они были у тебя в фургоне, Говард. И в твоей спальне. |