Онлайн книга «Больше чем просто дом»
|
Эдит была рада, когда ужин завершился. Поднявшись из-за стола, она вышла на переднюю веранду. — Идите сюда, мистер Трун. Дует северный ветер, и вы, может быть, уловите в нем весточку с родины. — Северный ветер говори многа всего. — И что же он говорит сейчас? — Моя не знай все главный слова ветер. Но моя дядя их знай все. Моя дядя знай от северный ветер, где многа рыба, где хороший охота, где плохой беда. — Вы будете рады вернуться домой? Он неуверенно покачал головой и улыбнулся — как делал всякий раз, когда не мог ответить просто и однозначно. — Тама люди бедный, жизня трудный, работай многа. Всегда. Холодало. Они вернулись в библиотеку, где был сервирован кофе. Пан-и-Трун снова взял бубен и, постукивая по нему пальцами, негромко затянул песню: Бен пай — ен пай Пане ина Кохне… Бен пай — ен пай Пане ина Кохне… — Что такое он там воет? — спросил Хамфри. — Это, должно быть, ритуальная песня, — предположила Эдит. Пан-и-Трун пояснил: — Это песня северный ветер, когда он говорит о плохой беда. В библиотеку вошел Вестгейт во фраке и очень осторожно опустился на стул. — Сейчас я стою двадцать тысяч долларов, — объявил он. — А как со стороны: похоже на то? — Я пою песня о плохой беда, — сообщил ему Пан-и-Трун. — Попробуй петь беззвучно! — раздраженно буркнул Хамфри. — Нет-нет, продолжайте, мне нравится, — сказала Эдит. Ем сто — пох бай Ем сто — пох бай Пане ина Кохне… — Поскорее сдохни, — срифмовал последнюю строчку Хамфри. А Пан-и-Трун застучал быстрее и запел громче, как бы состязаясь с шумом ветра снаружи: Бик-бик-бик-бик Ата-уна-уоа Бик-бик-бик-бик Уа-уа-УУА! — Это магический песня, — вставил он, переводя дух между куплетами. — Бик-бик-бик-бик… Хамфри отчаянно всплеснул руками: — Эти жуткие звуки сводят меня с ума! Разве нельзя как-нибудь его заткнуть? Он подошел к радиоприемнику и, покрутив ручки, поймал волну с громкой музыкой, которая перекрыла пение Пан-и-Труна, и тот замолк. — Ты что, не понимаешь, что этот вой нам противен? — спросил его Хамфри. Пан-и-Трун расстроился: — Миз Кэри не люби песня? — Нет! — гаркнул Хамфри. Пан-и-Трун отложил в сторону бубен и облизал губы. — Твоя не люби, потому что песня магический, — сказал он. — Кто-то дурной здеся не люби магический песня. В ней поется о плохой беда. — Что за чушь ты несешь? — У Пан-и-Труна есть глаза, чтобы види. Он види другой глаза, и эта глаза гляди на красивый штука для головы, который стоит многа-многа-многа по сто долларов. С минуту все трое смотрели на него изумленно. Затем Эдит ехидно заметила: — Ага, так вот оно что! Очень интересно. Разумеется, Вестгейт найдет этой вещице отличное применение — а что касается тебя, Хамфри, я только теперь поняла, почему ты настаивал на изъятии ее из-под охраны еще до папиного приезда. Намек был шутливый, но Хамфри не рассмеялся. — Я уже объяснял, что… — Теперь это неважно. Выкладывай все, Пан-и-Трун. Вестгейт начал снимать фрак. — Успокойся, Вестгейт. Разве не ясно, что Пан-и-Трун подозревает не тебя, а Хамфри. — Шелудивый желтый ублюдок! — завопил Хамфри. — Я сейчас пинком вышвырну его из дома! Глаза эскимоса сверкнули, встретившись с глазами Хамфри. — Не надо пинай Пан-и-Трун, — сказал он и повернулся к Эдит: — Жаль, что ты не люби песня. Моя сейчас уходи. Моя оставь твоя замо́к. Всем многа спасиба. — Да нет же, мне понравилась песня… Вежливо засмеявшись — но на сей раз даже не притворяясь, что ему смешно, — он опустил голову и вышел из комнаты. — Его нельзя отпускать на ночь глядя! — вскричала Эдит. — Хамфри, что за нелепость? Можно подумать, он и вправду тебя обвинил. — А то нет! И я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что он сам положил глаз на диадему. — Но становится холодно, а он вряд ли найдет дорогу обратно. — Найдет запросто, — заверил ее Хамфри. — Эти люди — следопыты не хуже индейцев. Прошло двадцать минут, но Пан-и-Трун так и не спустился. — Посмотрю, что с ним, — сказала, вставая, Эдит. — Вдруг он сделал себе харакири или еще что-нибудь эскимосское. — Скорее, он роется в твоей шкатулке с драгоценностями, — буркнул Хамфри. — Я пойду с тобой, — вызвался Вестгейт. — Тогда и я с вами. — Послушай, — сказал Вестгейт, — тебе не кажется, что это уже перебор: взять с человека слово, а потом ходить за ним по пятам и следить. Я же обещал, что не заговорю с Эдит на личные темы, кроме как в твоем присутствии. — Вот я и буду присутствовать. Не хочу, чтобы ты донимал ее всякими «объяснениями» по поводу прошлогоднего скандала. — Да я уже… — начал Вестгейт и прервался с безнадежным видом. — Какой в этом смысл? Они втроем направились в западное крыло дома, где находились гостевые комнаты. В коридорах гуляли сквозняки, и пока Вестгейт закрывал оказавшееся распахнутым окно в самом конце галереи, Эдит начала бить дрожь. Она постучала в дверь комнаты Пан-и-Труна, и от толчка дверь отворилась. Комната была пуста; отсутствовали также его шляпа и журналы. — Готов поспорить, он удрал через то окно, — сказал Хамфри. — Пойду-ка взгляну, не прихватил ли он мои серебряные расчески. Он зашел в соседнюю комнату, откуда донесся его голос: — Нет, вроде все на месте… В следующий миг дверь его комнаты с треском захлопнулась. — Эй, что такое? — крикнул он. — Что за фокусы с дверьми, Вестгейт? — Я здесь ни при чем. — Черт, она не открывается. С той стороны вставлен ключ? — Нет. Они повертели круглые дверные ручки с обеих сторон, но безрезультатно. — Похоже, ты накрепко заперт, — сказал Вестгейт и добавил успокаивающе: — Но ничего, все равно уже пора ложиться спать. — Я не намерен оставаться тут запертым всю ночь! Я… Вестгейт снял фрак и протянул его Эдит. — Слушай, Хамфри, когда я крикну «хоп!», ты потянешь за ручку, а я навалюсь отсюда. Может, дверь всего-навсего заклинило в косяке. Готов? Хоп! |