
Онлайн книга «Ночь - мой дом»
— Вы и сейчас так делаете. Она оказалась права: он и правда сбоку обмахивал шляпой голову. — Вы про эту жару? — отозвался он. — Некоторые сказали бы, что это как жить на поверхности Солнца. А я бы сказал — внутри Солнца. Господи помилуй, как вам всем тут вообще удается функционировать? Она откинулась на спинку стула, прелестная смуглая шея изогнулась на фоне кованого железа. — Мне никогда не бывает слишком тепло, — сообщила она. — Значит, вы безумны. Она рассмеялась. Он смотрел, как смех бежит вверх по ее горлу. Она закрыла глаза и сказала: — Вы ненавидите жару, но все-таки вы здесь. — Да. Она открыла глаза, слегка наклонила голову, посмотрела на него: — Почему? Он подозревал (да нет, он точно знал): то, что он чувствовал к Эмме, — это была любовь. Это была любовь. А значит, то чувство, которое возбудила в нем Грасиэла Корралес, следует назвать вожделением. Но вожделением совсем не таким, какое он когда-нибудь испытывал. Видел ли он когда-нибудь такие темные глаза? И она делала все с такой удивительной томностью: ходила, курила сигары, брала карандаш. Так легко было представить томные движения ее тела, обвивающегося вокруг его собственного. Как она впускает его в себя, нескончаемо выдыхает ему в ухо. Ее томность была точностью, а не леностью. Время над этой томностью не властно: это она сама подчиняет себе время. Скручивает его в пружину и раскручивает, когда захочет. Неудивительно, что монахини, воспитывавшие его, так страстно обрушивались на грех похоти и грех алчности. Эти грехи могут разъесть тебя вернее рака. И убить тебя вдвое быстрее. — Почему? — переспросил он, чуть не потеряв нить беседы. Она с любопытством глянула на него: — Да, почему? — Работа, — кратко пояснил он. — Я приехала по той же причине. — Чтобы скручивать сигары? Выпрямившись на стуле, она кивнула: — Они платят здесь куда больше, чем в Гаване. Я почти все отсылаю домой, родным. Когда моего мужа выпустят, мы решим, где нам жить. — О, — произнес Джо, — вы замужем? — Да. Он и правда заметил проблеск торжества в ее глазах — или ему только почудилось? — Но ваш муж в тюрьме. Еще один кивок. — Но не за то, чем занимаетесь вы. — А чем я занимаюсь? Она помахала рукой в воздухе: — Мелкими грязными преступленьицами. — Ах, вот я чем, оказывается, занимаюсь. — Он кивнул. — А то я все никак не мог понять. — Адан борется за нечто большее, чем он сам. — И какой за это срок дают? Ее лицо помрачнело: время шуток прошло. — Его пытали, чтобы он выдал сообщников — меня и Эстебана. Но он им ничего не сказал. Несмотря на все, что они с ним делали. — Она выдвинула нижнюю челюсть вперед, глаза ее сверкнули, точно давешние молнии, чьи тонкие зигзаги они видели на горизонте. — Я посылаю деньги на родину не своей семье, потому что семьи у меня нет. Я посылаю их семье Адана, чтобы они смогли выкупить его из этой паскудной тюрьмы и вернуть его мне. Что он чувствует — вожделение или вдобавок что-то еще, чему он и названия не в силах подобрать? Может, дело в страшной усталости, и в двух годах тюрьмы, и в жаре. Может, и так. Даже наверняка. Все равно он не мог избавиться от ощущения, что его привлекает в ней нечто такое, что есть и в нем. Только он считал, что это в нем давно и навсегда разбилось. Что-то испуганное, гневное и полное надежды. Что-то в самой глубине ее души, отзывавшееся на что-то в глубине его собственной. — Ему повезло, — заметил Джо. Она открыла было рот, но поняла, что возмущаться тут нечем. — Ему очень повезло. — Джо встал и положил на столик несколько монет. — А теперь пора звонить. Этот звонок они сделали с телефона в одной из задних комнат обанкротившейся сигарной фабрики, которая располагалась в восточной части Айбора. Они сидели в пустом кабинете, прямо на пыльном полу, и Джо набирал номер, а Грасиэла в последний раз проглядывала сообщение, которое он напечатал около полуночи. — Отдел местных новостей, — произнес мужской голос на том конце линии, и Джо передал трубку Грасиэле. Она произнесла: — Мы берем на себя ответственность за сегодняшний ночной триумф над американским империализмом. Вы знаете о взрыве на корабле «Мёрси»? Джо слышал, как тот ответил: — Да, да, конечно. — Ответственность берет на себя организация «Объединенный народ Андалусии». В дальнейшем мы предпримем прямое нападение на моряков корабля и на все американские вооруженные силы, пока Куба не будет возвращена своим законным хозяевам — народу Испании. Всего хорошего. — Минутку, минутку. Эти моряки… Расскажите мне о нападении на… — Когда я повешу трубку, они уже будут мертвы. Она положила трубку, взглянула на Джо. — То-то забегают, — произнес он. Джо вернулся вовремя, чтобы увидеть, как по пирсу катят к воде военные грузовики. Бойцы выпрыгивали из них группами, человек по пятьдесят в каждой, двигались они быстро, их глаза шарили по крышам окрестных домов. Вскоре колонна столь же быстро отъехала от пирса. В каждом грузовике разместилось около двадцати моряков. Колонна сразу же разделялась: первая машина двинулась на восток, следующая — на юго-запад, следующая — на север… — Видел какие-нибудь следы Мэнни? — спросил Джо у Диона. Тот мрачно кивнул и показал. Джо проник взглядом через толпу. За ящиками с оружием, на краю пирса, лежал брезентовый мешок для трупов, связанный в ногах, на груди и на шее. Через какое-то время прибыл белый фургон, забрал тело и увез его с набережной в сопровождении берегового патруля. Вскоре ожил и затарахтел последний из военных грузовиков, еще остававшийся на пирсе. Он развернулся, остановился, визжа сцеплением (этот звук напоминал резкие крики чаек), задом подъехал к ящикам. Из кабины выскочил матрос, откинул заднюю стенку кузова. Сюда начали стекаться немногочисленные моряки, еще остававшиеся на корабле «Мёрси». У каждого имелась автоматическая винтовка Браунинга, у большинства — еще и личное оружие. Они собирались у трапа, где их поджидал старший мичман. Сэл Урсо, работавший в центральной букмекерской конторе Пескаторе в Южной Тампе, бочком подобрался к Диону и сунул ему ключи. Дион познакомил его с Джо, и они обменялись рукопожатиями. Сэл сообщил: — Она сзади, ярдах в двадцати. Бензина полный бак, форма на сиденье. — Он окинул Диона взглядом. — Вам непросто было подобрать костюм, мистер. |