Книга Убийство-2, страница 4 – Дэвид Хьюсон

— Здравствуйте! — произнес он громким, почти детским голосом, заходя вслед за ней в офис.

Лунд выключила рацию, убрала ее в ящик стола. Налила себе кофе.

Он стоял в дверях.

— Вы Сара Лунд?

Кофе, как всегда к концу смены, горчил.

— Ульрик Странге. Я вам много раз звонил. Оставлял сообщения. Наверное, вы не получили.

Она сняла форменную кепку, выпустив на волю темную массу волос. Он не сводил с нее глаз. Лунд даже показалось, что в его взгляде мелькнуло восхищение. В Гедсере такое случалось нечасто.

— В термосе кофе, если не боитесь, — сказала она, заполняя журнал: две строчки, никаких событий.

— Я заместитель начальника отдела убийств…

Детали, думала Лунд. Они всегда важны.

— Вы хотели сказать — заместитель начальника уголовной полиции?

Он рассмеялся, улыбка ему очень шла.

— Нет, за два года у нас многое изменилось. Сплошные реформы. Теперь в здании нельзя курить. У нас новые звания. И слово «уголовный» убрали из названия. Должно быть, сочли слишком… — Он провел рукой по коротким волосам. — Слишком резким.

Он поднял руку с чашкой кофе в шутливом тосте в ее честь. Лунд закончила заполнять журнал и захлопнула его.

— Мы хотели бы обсудить с вами одно дело.

Она направилась в раздевалку, Странге шел за ней по пятам.

— Десять дней назад была убита женщина. При очень странных обстоятельствах.

Лунд достала из шкафчика невзрачную куртку, синий свитер и джинсы.

— Я подожду, пока вы переоденетесь.

— Продолжайте. — Она отошла в тесный угол за шкафчиками и там стянула с себя холодную мокрую форму.

— Вы, вероятно, читали об этом. Убийство в Минделундене. Труп женщины нашли на мемориальном кладбище. Мы бы хотели, чтобы вы ознакомились с материалами дела, вдруг мы что-то упустили.

— Мы? — спросила Лунд из-за шкафчиков.

— Это личная просьба Брикса. Нам нужен свежий взгляд. Он считает, что вы нам в этом поможете.

Лунд села на стул и сунула ноги в высокие кожаные ботинки.

— У меня есть несколько часов, — сказал Странге. — Могу задержаться и рассказать вам все прямо здесь.

— Я работаю в пограничной службе. Делами об убийстве не занимаюсь.

— Мы почти уверены в том, что подозреваемый и есть преступник. Это муж жертвы, и он задержан. Но примерно через сутки нам придется отпустить его, потому что обвинения мы предъявить не можем. Вам заплатят за потраченное время. И здешнее руководство не возражает.

Она поднялась, не глядя на него.

— Передайте ему, что мне это не интересно.

Он стоял в дверном проеме и не собирался отходить.

— Почему?

Лунд смотрела ему в грудь до тех пор, пока он не освободил ей путь, и пошла к выходу, застегивая куртку.

— Брикс так и думал, что вы откажетесь. Он сказал, чтобы в таком случае я подчеркнул, что для нас это очень важно. И что нам нужна ваша помощь…

— Ну вот, — обернулась к нему Лунд. — Вы подчеркнули, теперь всё?

Странге растерялся и, не зная, что сказать, стал прихлебывать кофе.

— Захлопните за собой дверь, — добавила она и пошла к своей машине.

Когда Томасу Буку позвонили, он был один в своем кабинете в фолькетинге и бросал маленький резиновый мячик об стену. Эта привычка осталась у него с детства. Она раздражала людей, как раздражал и сам Бук. Некоторые считали его чужаком, незваным выскочкой, который проник в датский парламент за счет более достойного кандидата.

Буку было тридцать восемь лет. В свое время он успешно занимался фермерством в родной Ютландии, под Орхусом. Жизнь в сельской местности ему нравилась, и созданная его семьей компания набирала силы, обеспечивая работой более четырех сотен человек.

Потом началась иракская война. Йеппе, старший брат Томаса, гордость семьи, стройный, красивый, талантливый, решил снова вернуться в армию, хотя сделал блестящую карьеру в журналистике и уже готовился стать политиком.

Йеппе обладал большим авторитетом. И авторитет этот только усилился после того, как его убили повстанцы, напавшие на его подразделение, когда оно доставляло медикаменты в госпиталь рядом с Багдадом.

По не совсем понятным даже самому себе причинам Томас Бук согласился бороться за место в парламенте, обещанное его брату, и променял сложности единой аграрной политики стран ЕЭС на замысловатые, многословные тонкости датского парламентского права. Вскоре он понял, что между двумя этими отраслями не такая уж большая разница, и довольно легко дослужился до средних чинов от Центральной партии. По большей части к нему относились терпимо, хотя были и те, кто не воспринимал его всерьез, считая лишь «толстым братишкой Йеппе», и он всегда чувствовал это.

Он скучал по своей жене Марии, которая осталась дома в Ютландии с их двумя детьми, потому что ненавидела Копенгаген с его сутолокой и бездушной атмосферой большого города. Но долг есть долг, и он передал семейный бизнес в надежные руки профессионалов.

Мысль о карьерном продвижении внутри правительства никогда не приходила ему в голову. Тучный, с редкой рыжей бородкой и мягким добрым лицом, он немного напоминал моржа. Таких, как он, пресса и общество особо не жалуют, поэтому Бук тихо надеялся, что по окончании его нынешнего депутатского срока он сможет улизнуть обратно в спокойные поля родного края и вновь стать безвестным предпринимателем. Пока же он готов был заниматься выпадающими на его долю правовыми вопросами, нуждами избирателей, ежедневной рутиной парламентских обязанностей.

И стучать мячиком об стену, наблюдая за тем, как изменяется его траектория в зависимости от выбранного угла броска. Каким-то образом его эксперименты с этим маленьким предметом помогали ему думать. А после недавнего телефонного звонка думать пришлось усиленно. Его призывали — то ли на заклание, то ли во власть.

По такому случаю требовались пиджак и галстук. Поэтому Бук в последний раз бросил мяч, точно рассчитав точку, куда он вернется после удара о стену, сунул его в карман, стянул с себя тонкий джемпер и извлек из небольшого шкафа у окна свою лучшую одежду.

Галстук был заляпан яичным желтком. И единственная белая рубашка тоже. Бук соскреб капли засохшего желтка ногтем, но на ткани остались пятна. Тогда он надел под пиджак черную водолазку и вышел в холодный ноябрьский день.

Он пересек мощеный дворик, отделяющий здание фолькетинга от парадных помещений дворца Кристиансборг, и поднялся по длинной красной лестнице в кабинет Герта Грю-Эриксена, премьер-министра Дании.

В доме было холодно, хотя регулятор отопления Лунд выставляла на максимум. Она понимала, что заснуть не сможет. Поэтому пожарила бекон, сожгла несколько тостов, почитала расписание поездов.