Книга Эскимо с Хоккайдо, страница 28 – Айзек Адамсон

Словом, от клиентов лав-отелей лишней информации не дождешься.

— Может, что-нибудь все-таки нарою, — продолжал Такэси. — Такую сенсацию, что «Балагану» придется опубликовать. А если и не опубликуют, хоть сам узнаю, в чем дело. Свое любопытство потешу.

— Не припомню, чтобы ты увлекался «Святой стрелой».

— Не-а, — подтвердил Такэси. — Лично я предпочитаю джаз. Колтрейна, Майлза Дэвиса, Чарли Мингуса. [70] Но Ёси вроде был парень ничего. Понимал, что такое быть непонятым.

Я кивнул и снова отхлебнул «Семи Блаженств». Солнце почти зашло, стало прохладнее. Ворона улетела, но кот так и остался сидеть на карнизе, то прижмуривая, то широко раскрывая глаза. Никак не мог решиться: стоит бодрствовать или уже нет.

— Заключим договор? — предложил я. Такэси только брови приподнял.

— Поразведай, что сможешь, в отеле «Шарм», а я позвоню в «Мощный аккорд Японии» и выясню про татуировку. Если что найдем, обменяемся информацией. Что скажешь?

— Я думал, ты из породы одиноких волков. Кодзурэ-Оками.

— Теперь это будет «Одинокий волк с детенышем». [71]

Такэси закатил глаза, услышав аллюзию на классический комикс, и тоже отхлебнул, обдумывая мое предложение. Допил и поставил пустой стакан на стойку.

— Ладно, — согласился он. — Но с условием.

— А именно?

— Обещай мне, что постараешься все наладить с той девушкой в Америке. С Сарой. Вы с ней просто созданы друг для друга. Я вас видел вместе только однажды, но сразу понял. Посмей только возразить: ты все еще о ней думаешь. И наверняка она тоже. Пора кончать игру в кошки-мышки, ясно?

— Знать бы еще, кто тут кошка, кто мышка.

— Стало быть, вы наравне. Тем лучше.

Я рассмеялся, но, возможно, Такэси был прав. Возможно, мы с Сарой созданы друг для друга. Не знаю, успокаивает это или только больше пугает. Пока я копался в себе, Такэси заказал еще по стаканчику «Блаженств». На этот раз мы обошлись без тоста, и о женщинах и прочих проблемах речи не было. Оставили в покое и мертвых рок-звезд. Два приятеля сидели под луной, посмеивались, делились воспоминаниями, говорили о старых добрых временах, о том, каков был мир в пору нашей юности.

Я проснулся. В окошко заглядывал улыбчивый Мамору, человек с рекламы презервативов, клялся беречь и охранять меня. Я выбрался из постели, прошелся по комнате, выпил стакан воды. От воды вреда не будет, подумал я. Стоит нарисовать мультяшного человечка, говорящего такие слова, и готова дорогостоящая реклама.

Вчерашний день был полон вопросов, и, согласно циклическому закону мироздания, мне предстоял день ответов. Для начала я решил позвонить Сэцуко Ниси-мура и рассказать ей про дедушкину визитку с черной птицей. Даже если ей ничего не известно, мне-то какой убыток? Итак, я откопал клейкую бумажку «Привет, киса» с телефоном и набрал номер. Четыре гудка спустя усталый голос откликнулся:

— Моей-моей… [72]

— Госпожа Нисимура?

— Ее жалкие останки, — призналась она. — Кто это?

— Билли Чака.

— А! — короткая пауза. В трубке слегка гудело, потрескивало. Мы словно переговаривались через длинный тоннель. — Странно — а я только что про вас думала.

— Неужто?

— Думала, вряд ли вы мне позвоните.

— Вот и ошиблись.

— Да, но ведь это странно, правда? Сначала вы у меня в мыслях — и тут же звонит телефон. А может, не странно. Может, это знамение.

— Давайте перезвоню попозже, когда выберусь из ваших мыслей.

— Смейтесь-смейтесь. Я думаю, это что-то значит…

Я не отважился спросить, что же это такое значит, и девица все равно не сумела бы мне объяснить, так что я предпочел задать другой вопрос:

— Вы сейчас на работе?

— Нет, — сказала она. — Взяла несколько дней отпуска. Нужно время, чтобы привыкнуть, понимаете? Поэтому я снова пошла в парк.

— В тот самый, с утиным прудом?

— Угу.

— Утки еще не прилетели?

— Я не ради уток пришла, — тихо ответила она.

— Да я так просто.

Сэцуко глубоко вздохнула. Я представил себе, как она сидит в заброшенном парке, вспоминает дедушку, а мир вокруг по-прежнему несется с оглушительной скоростью. Вот что забавно: как я ни напрягал воображение, я не мог себе представить человека, который сидел бы на скамейке в парке, думая о Ёси. Все были чересчур заняты: готовили глубоко засекреченные поминальные концерты, заказывали биографии, гадали, зачем он переехал из одной гостиницы в другую, тревожились, как бы полиция не начала задавать неприятные вопросы. Хотелось бы верить, что после моей смерти кто-нибудь придет посидеть на скамейке, будет обо мне вспоминать. Но судя по хаосу, в котором я живу, моя смерть никого не вдохновит на тихую и мирную медитацию.

— Почему вы мне позвонили? — спросила Сэцуко.

— Подумал, не поужинать ли нам. Вы как, не заняты сегодня вечером?

На другом конце тоннеля воцарилось молчание. Я пытался разобрать легкий плеск воды в пруду, но, конечно, ничего не расслышал. Когда девушка заговорила вновь, в голосе ее слышалось сомнение:

— Не знаю. Как-то меня это смущает.

— Это не то, что вы подумали. Я кое-что вспомнил про вашего дедушку. Вам это следует знать. О том, как он умер. В прошлый раз я вам не рассказал.

Госпожа Нисимура сразу оживилась:

— Я так и знала! Я чувствовала: вы от меня что-то скрываете. Не спрашивайте, как я узнала. Узнала — и все. Я всегда такое чувствую. Настроена на чужую волну, понимаете? Почти ясновидящая.

— Ну да. — Лично мне казалось, что она вообще ни на какие волны не настроена. — Так мы сегодня встретимся?

— Хорошо. Где?

— Решайте сами.

Поразмыслив, она предложила итальянский ресторан в Роппонги. Обещала позвонить и заказать столик на двоих.

— Встретимся в семь, — и на этом она повесила трубку.

Убедившись, что телефонные переговоры в это утро идут как никогда удачно, я решил следом звякнуть в «Мощный аккорд Японии». Выслушал автомат, предложивший мне на выбор пятьдесят шесть добавочных номеров, нажал цифры пять и шесть, а затем звездочку. Автомат вежливо поблагодарил и напомнил, что во вторник в киосках появится новый выпуск «Мощного аккорда».