Онлайн книга «Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады»
|
– Не лезь, Аида! – повторил он придушенно. – Зачем тебе моя дочь? Чего суешься? – Берешь «трупную старушонку» назад? Или мне обижаться? – упрямо повторила Мамзелькина, не отрывая от него цепких глазок. – А Лигул, интересно, знает, что ты Тартар ямой называешь? – спросил Арей, предпринимая встречную атаку. Лигула Плаховна не устрашилась. – Ой, боюсь-боюсь-боюсь! – сказала она небрежно. – Чем мне Тартар называть, потолком, что ли? Коли Лигулу неймется – пусть сам мою косу потаскает хоть денек. Жирок, глядишь, растрясет. А вообще: это сильно! Арей и пугает Лигулом! Рассказать кому – так, почитай, все старые рубаки потешаться будут. Арей смутился. Он и сам сообразил уже, что брякнул лишнее. – Хорошо. Беру «старушонку» назад… – пропыхтел он. – Взял – вот и сиди с ней! – смилостивившись, Аида похлопала его по плечу. – Я ж к тебе, чудак, по старой дружбе. Не трогай девчонку! К чему ты ни прикоснешься – все испортишь, изгадишь, убьешь. Сколько я за тобой трупья перетаскала, только и успеваешь прибраться. А раз так, чего трогать-то? И эта туда же пойдет. Чего ты к ней тянешься? – Как утопающий к спасательному кругу, – тихо сказал Арей. Видно, он много раз уже произносил эту фразу про себя, и вот теперь она вырвалась. Зло, безнадежное, серое, больное, проступило на миг в его налитых кровью бычьих глазах. – А если, положим, слон тонет, а кружок-то с копейку? Потянет он его или нет? Не оба ли на дно уйдут? – едко поинтересовалась Мамзелькина. Арей засопел. Язычок старушки оказывался порой острей ее косы. Качая головой, Аида Плаховна ноготочком поскребла пятнышко на спинке переднего сиденья. – Ай, неаккуратно как! Вы б чяхольчики купили – моя коса вот и то в чяхле! – посоветовала она, вновь начиная притворяться мирной рязанской бабулькой. Арей грузно повернулся, качнув машину. – Карты на стол? – внезапно предложил он. Аида перестала скрести ногтем грязь и разнылась, что в карты она в жись не играла. Ей в азартные игры не везет. – В кости же играешь, – напомнил Арей. – В кости? Посмотреть в какие, так поигрываю, быват… – вздохнула Мамзелькина. – Опять же: я карты на стол, а ты мне соврешь? Что тогда? – Видела когда-нибудь, как комиссионер и суккуб в подворотне ворованными эйдосами меняются? Каждый свой пакетик за спину прячет и первым из ручек выпустить боится. Вот так и мы с тобой! – заметил Арей. Плаховна пригорюнилась. – Оно хужее нету, кагды своим-то меньше, чем чужим веришь! – согласилась она. – Ты уж первым-то начни, Ареюшко, а я продолжу! Уто, быват, я в ахтобус гружуся, так мущины меня завсегда первую пропускают! Мечник решительно тряхнул головой. – Ладно, – сказал он твердо. – Знаешь, чем дриада отличается от гамадриады? – Да где мне, темной? – запела Мамзелькина. – Гамадриада завсегда погибат вместе с деревом! Как дерево срубишь, дык и она, родимая, рядышком лягит! Дрожит вся, дерево цалуит, а с места не сдвинется, покуда ее не подберешь. Мечник приподнял брови. Он о таком никогда не слышал. – Интересные подробности. Откуда это? – И, милый… Для гамадриад-то особой службы увоза нету, – расплывчато ушла от ответа Аида Плаховна. Арей с пониманием посмотрел на ее брезент. – А дриад тех поменьше будет, чем гамадриад, – продолжала щебетать Мамзелькина. – Они с деревьями не гибнут, ежели только дерево не одно такое осталось. На каждый, стало быть, вид, своя дриада – на тополь своя, на липу своя… И сколько их, положим, имеется видов лип – с такими листочками, с сякими – столько и дриад разных. Только те дриады уже вроде как родные сестры… – Репейник? – внезапно перебил мечник, долго вглядывавшийся в красненькое личико Мамзелькиной. Плаховна осклабилась и заслезилась глазками. Только что Арей выложил вторую карту, и она совпала с картой самой Аиды. – Ужо и не знаю, зачем эта дурочка Лигулу понадобилась, – сказала она совсем другим, деловитым и собранным голоском. Болтливая расхлябанность куда-то сгинула. – Знаешь, – сказал Арей. Аида Плаховна не без кокетства поправила юбку. – Оно, конечно, знать не знаю, а предполагать могу! – проговорила она не без самодовольства. – Cилы-то Мефа покою мраку не дают. Так или нет? Заморит их Буслаич, ох заморит. А все светлая мешается! Мамзелькина сжала костлявый кулачок. – А момент-то сейчас подходясший! – продолжала она. – Светлая на меч Мефа напоролась, и темень у нее в крови бушует. А руку рассекла – потому что сама в мире человеческом увязла и втрескалась как обычная девчонка. У их в Эдеме-то все неспроста! Как по нитке идешь, туды шагнул – сорвался, сюды шагнул – сам себя наказал. Это у нас свобода, кого хошь, того режь, а там-то у них как в тюряге! Убивать, воровать, нажираться, глазки никому не выдавливать – ниче нельзя! Хучь верь, хучь не верь – без брехни говорю! У нас в сравнении с ними прям не жись, а праздник! – Особенно в Нижнем Тартаре, к которому мы с тобой оба приписаны, – сдержанно ответил Арей. Он пытался сообразить, откуда Мамзелькиной известно о ране Дафны, о которой он сам слышал впервые. Хотя старуха-то отслеживает все, что происходит с артефактами мрака, к которым относится и меч Мефа. Мрак, что спрут, – тело одно, только щупальца далеко тянутся. – Теперь Дафка-то дриаду искать будет. Больше ей никто не поможет. А раз так, мы дриаду первыми перехватим. Как светлой не станет – мы Буслаеву Прасковью навяжем. А от Прасковьи-то теперь у Пуфса ключик. Ему выдаден. Вот и станет Пуфс Мефа за веревочку водить, – тоном старой сводни сказала Мамзелькина. – Что у Пуфса от Прасковьи? – переспросил Арей. Мамзелькина, спохватившись, что сболтнула лишнего, мгновенно притворилась глухой: – Ась? Что ты сказал, милок? Какая такая Упуфса? Твоя родня – не моя! Открылась дверца. Варвара, закончившая заправку, заглянула и подозрительно принюхалась, не замечая подтека пластика снизу на зеркале. – Вы тут что, пластмассу жгли, что ли? В детство впали? Ручки вам связывать, что ли? – спросила она. |