
Онлайн книга «Лето с чужими»
На третьем гудке она подняла трубку. – Квартира Фудзино. – Голос спокойный. – Это Харада с седьмого этажа. – Добрый вечер. – Извините, что так поздно. – Что, выпьем? – А ничего? – Сегодня суббота. Я зайду через десять, даже нет – через пять минут. – Голос у нее богатый. Нет, она не трясется по ночам от страха. Я собирался подать руку уставшей от одиночества женщине и был несколько разочарован. Но все-таки лучше, если бы она пришла мрачная. Так, сегодня у нас суббота. Когда не показывают мои сериалы, я начинаю путаться в днях недели. – Кей, – сказала женщина. Она присела на диван, открыла пластмассовую коробку, которую принесла с собой. Внутри – нож и несколько ломтиков сыра. – По документам я Кацура. Только «фудзи», «но» да еще и «кацура» [10] – сплошная ботаника. Поэтому я – Кей. Как английская «К». – Сколько сортов сыра у вас… – Ем ломтиками, поэтому всего осталось понемногу. – Можно мне вон того, с черной плесенью? – Серьезно? – с удивлением глянула она. – А что? – Многие морщатся. – Тогда мне ломтик. – На самом деле это гадание на сыре. Вижу человека по тому, что он выберет. – И что вам говорит ломтик с черной плесенью? – Пока молодой. – А что, без сыра не видно? – Видно. И судя по лицу – моложавый. Некоторым подросткам ничего не нужно, кроме «Юкидзируси». [11] – Выходит, они – старики. – Выходит. – Вот выпивка. – А вот ломтик с черной плесенью. Мы рассмеялись. Она пила дешевую бататовую водку, я – коньяк. Сама захотела этого пойла. Жизнерадостная. Одета в джинсы и желтую майку. Судя по мягким формам, ей около тридцати пяти, хотя с разговорчивостью и веселым нравом возраст никак не вязался. – Позавчера утром мы с вами разминулись. Не помните? В дверях лифта. Вышли вы с таким страшным лицом и даже не взглянули на меня. О чем вы думаете в такие минуты? О сериале? Об убийстве? О спорте? Такие лица часто бывают у японских спортсменов. Ее жизнерадостность показалась мне неестественной. Может, она гордится тем, что не выпячивает свои беды? Хотя какой смысл скрывать грусть человеку, который уже приходил ко мне пьяным с горя? – Ладно, хватит, – ни с того ни с сего прошептала она. – Что? – Устала. – Может, пересядете на стул? На этом диване, чтобы не устать, нужно сидеть развалившись. – Перед тем как прийти, я решила. Побалагурить, и вернуться. – Раз так, нужно облегчить ношу. – Облегчила. – Она мягко улыбнулась. Впервые слова ее и тело слились воедино. – Шутки тоже требуют сил. Говорят, после тридцати неплохо понизить октаву. – Может, коньяку? – У меня еще есть. Повисло молчание, и комнату наполнил шоссейный гул. – Поставить музыку? – Нет, – улыбнулась она. – Я слушаю всегда в одиночестве. – Извините, но ломтиками как-то не очень. – Это значит, что у вас есть любимый человек за границей? – А если нет, что – больше не достанется? – Мне нравится привыкать к непривычному вкусу. Сначала думаешь: какая дрянь, – но стоит несколько раз попробовать, и сразу познаешь всю прелесть. И вместе с тем кажется, что понимаешь Европу. – Вам нравится все испытывать на себе? – Точно. Кому-то же нужно, правда? – Ну и как – получается? – Получается, если потратить время. «Вот бы и на меня потратить – сразу познаете всю прелесть», – едва не пошутил я, но сдержался. Не хотелось заходить далеко. Однако женщина была красива. Сначала в глаза бросались широкий лоб и пухлые губы, но за беседой я ощутил силу ее взгляда. И время от времени ловил себя на том, что не отрываюсь от ее глаз. Глаза эти заставляли позабыть обо всех недостатках. – У вас есть ученики? – Если бы. – Интересно, есть ли что-нибудь общее между людьми с экрана и простыми телезрителями? Когда говорят, что у всех этих паяцев или как их там есть куча учеников, что они серьезны и строги, начинается казаться, что из меня делают дуру. – У меня нет. Думаю, нужно объяснить… – Нет, не нужно. – Я даже не знаю, вы одна или нет? – Смотрите, какой сильный ожог, – тут же промолвила она и приложила к груди руку. – Вот здесь больнее всего. Залепила пластырем, но шрам остался и сойдет нескоро. – Она залпом допила бокал. – Не то чтобы дружба соседей, но на прошлой квартире один человек заметил, что я – одна, и постепенно стало душно… Я подыскивал слова. – Впервые… захотелось похвалить… этот дом. – Налейте коньяку. – Сейчас поменяю бокалы. – Я налил. – Я всех разогнал вот, встретился с вами. Вы сейчас так хорошо говорите. С того самого момента, как сюда зашли. Мужчины, которым до пятидесяти рукой подать, вряд ли способны провести вечер с такой красивой молодой женщиной. – И, кроме того, поняли, что женщина – ущербная. А раз так – бояться нечего. – Этого я не говорил. Я не в смысле секса. – Почему бы и не в смысле? В темноте все получится. Сзади у меня ожогов нет. Пристраивайтесь, так должно получиться. Некоторое время она не шевелилась. Я тоже. Затем осторожно, чтобы не нашуметь, она поставила бокал на стол. Я опять подыскивал слова. – Я всегда так, – тихо сказала женщина, – все порчу сама. Кстати, можно водички? Она попыталась встать. – Я сам… И я сходил на кухню за водой. А когда вернулся, она поменяла позу и опустила руки на колени. – Вот, пожалуйста. Или положить льда? – Нет, спасибо. Она отпила глоток. – Извините, я пойду. |