Онлайн книга «Бонд, мисс Бонд!»
|
Желательно – всем. Желательно – всегда! Определенно, прагматичная Люсинда была идеалисткой. Такой вот парадокс. Впрочем, люди ей действительно симпатизировали – очень многие и очень разные. Даже бездомный побирушка, мимо которого Люсинда каждый будний день пробегала к трамваю, удивительно быстро проникся к ней теплым чувством, градус которого отнюдь не соответствовал ее скромным пожертвованиям. Кому другому за пару «двушек» божий человек и «спасибо» не сказал бы, а вот Люсинде он улыбчиво кивал, признательно прижимал руку к сердцу и давал полезные советы типа: «Нынче зря на остановке не стой, на маршруте поломка, «четверку» долго ждать придется». Правда, и Люсинда не заносилась, душевных бесед не чуралась, за что и называема была общительным бомжом ласково и не без почтительности – Люся Александровна. Изгнанная из учительской Олей и Ксюшей, засевшими за проверку ученических тетрадей, Люся Александровна, она же Люсинда, она же Людмилексанна, направилась прямиком в «Пале-Рояль» и меньше чем через полчаса вернулась в места постоянной дислокации педагогических сил с дежурным пакетом, в котором высился внушительный бастион из свежайших эклеров. Поскольку венчало эту башню нежное и трепетное пирожное для Жанночки Марковочны, именно его Люсинда извлекла из пакета самым первым – со всей возможной осторожностью, не делая резких движений и даже почти не дыша. – Ах, Людмилексанна, милая моя! Не метали бы вы бисер перед свиньями! – укоризненно произнесла Ксюша с узнаваемыми интонациями завуча. – Да ладно тебе, Ксю, – одернула ее добрая Оля. – ЖМ не такая уж свинья. – Как же не свинья? – заспорила Ксюша. – Она мне выговор за вчерашнее опоздание влепила, это ли не свинство?! – Включите чайник, девочки! – миролюбиво пропела покорительница сердец и желудков Люсинда, выплывая из учительской с «Птичьим молоком» на тарелочке. Жертвенное пирожное нервно вздрагивало, предвидя роковую встречу с грозной ЖМ. Начался третий урок второй смены. В пустых и гулких школьных коридорах сгущалась сизая завеса из оседающей пыли, предвечерних сумерек и сигаретного дыма, предательски просачивающегося из-под двери мужского туалета. – Мальчики! – пропела Люсинда, притормозив у клозета. – Минздрав предупреждает! – Тут никого нет! – нарочитым басом ответили из клозета. – Овчинников, не придуривайся, – узнала Люсинда. – Ты почему не на уроке? – Меня к завучу вызвали. – Вот и иди! – велела Люсинда. Жанна Марковна на ее месте без колебаний распахнула бы дверь, чтобы шугануть курильщиков так, как и не снилось бесхребетному Минздраву. Люсинда же не хотела портить отношения с учениками, поскольку воевала исключительно за мир во всем мире. – Вот я Жанне Марковне скажу! – пообещала она и действительно процокала каблучками в направлении «пытошной», как выразительно называли в школе келью завуча. На двери «пытошной» белела аккуратно приклеенная бумажная таблица «Средняя заработная плата учителя в отчетном месяце» – высокомерный и неискренний ответ администрации школы на предпринимаемые родителями учеников попытки мелкого подкупа предметников. В правом нижнем углу документа красовалась затейливая подпись Жанны Марковны – действительно, шедевральный иероглиф. Люсинда в очередной раз фыркнула, прочитав бессовестное утверждение, будто заработок учителя с ее опытом и квалификацией составляет не менее двадцати тысяч рублей. Менее, менее, намного менее! Едва хватает на пирожные! Она вздохнула, со скрипом поскребла ногтем лживые цифирки объявления и позвала: – Жанночка Марковочна, к вам можно? Старуха не ответила, что с равной вероятностью могло означать как разрешение на вторжение, так и категорический запрет. Люсинда все же толкнула дверь и, держа перед собой тарелочку с пирожным, словно пропуск, вошла в кабинет. В «пытошной» было сумрачно и холодно, как в настоящих застенках. Верхний свет не горел, настольная лампа – тоже. – Есть кто живой? – шутливо позвала Люсинда и шумно похлопала по плакату на стене, нащупывая прятавшийся под ним выключатель. Пикантность ситуации заключалась в том, что учебный плакат по предмету «Анатомия человека» украшало красочное изображение мужского торса в продольном разрезе, а пимпочка выключателя хоронилась аккурат в интимной зоне репродуктивных органов. Из-за того, что по ним постоянно хлопали, органы эти непристойно потерлись и замарались, на что Жанна Марковна почему-то совершенно не обращала внимания. Возможно, полностью абстрагировалась от пикантной темы по причине своих преклонных лет. Длинная лампа на потолке загудела и замигала, разгораясь. Люсинда тоже моргнула, испуганно ойкнула и снова выключила свет, в спешке стукнув по плакату с такой силой, что пимпочка выключателя прорвалась через истончившуюся бумагу черной точкой. Люсинде показалось, что Жанна Марковна спит в своем кресле. Или не спит? Ой, мама! Люсинда прикусила губу и снова беспощадно врезала по точке «джи» на плакате. Грозно затрещала лампа. С накренившейся тарелочки с влажным звуком ляпнулось на пол содрогавшееся от свежести пирожное «Птичье молоко». – Жанночка Марковочна? – жалобным голосом позвала Люсинда. Старуха согнулась в кресле, уткнувшись лицом в бумаги на столе. Наполовину раскрутившийся жидкий белесый пучок лежал на ее затылке кривым поросячьим хвостиком. – Жанна Марковна, вы спите? Ау! Алло! Э-ге-ге! С замирающим сердцем Люсинда на цыпочках подкралась к столу и слабо потрясла костлявое плечико в старом, замахрившемся от затяжек, трикотажном жакете. Если бы сейчас старуха подняла голову и гневно рявкнула: «Вы с ума сошли, Людмилексанна?!» – Люсинда испытала бы чувство огромного облегчения. Но Жанна Марковна даже не шелохнулась. Дрожащими пальцами Люсинда пощупала сухое пятнистое запястье и не нашла там никакого пульса. – Жанночка Марковочна, вы что, умерли? – плаксиво уточнила она очевидное. А взгляд ее уже прилип к бумажке, зажатой в морщинистом кулаке. – Не может быть! – вмиг передумав рыдать и преисполнившись нездорового энтузиазма, вскричала Люсинда, узрев каракули на клетчатом листке. С бесцеремонностью, которую оправдывало только вполне понятное равнодушие к происходящему бездыханной ЖМ, она выхватила помятую бумажку и ринулась к двери. – Девочки! Люсинда ворвалась в учительскую. – Да, Людочка? – первым с подкупающей готовностью отозвался на «девочек» расслабленный чаем с пирожными пожилой преподаватель ОБЖ Александр Аркадьевич. |