Книга Мыши профессора Цаплина, страница 23 – Дмитрий Стрешнев

В отдалении трещал и стрелял выхлопами бульдозер, то ли трамбуя, то ли сгребая.

Вот она, страна Икария…

Сначала Комов старался ступать аккуратно своими английскими ботиночками, но потом только с грустью наблюдал, как они и нижние края джинсов понемногу облипают всякой гадостью.

Там, где ползал бульдозер, возник гомон. Несколько фигурок погнались за другой, повалили, стали пинать ногами. Те, что шли с Комовым, заухмылялись.

— Убогий попался. К бригадным примазался.

Вот, значит, какая она, страна Икария…

Через некоторое время вышли на утоптанную тропу.

"Княжеский путь", — насмешливо подумал следователь.

— Скоро князь-то? — вслух спросил он.

— Не замедлит, — солидно отозвался один из икарийцев — совсем как его собрат тогда, в тролллейбусе.

Тропа прижалась к мусорному холму, который отличался от других более солидной высотой и тем, что из темени у него почему-то торчала асбестовая труба, выпачканная на конце копотью.

— Пришли, — сообщили Алексею.

— Где же князь?

— У себя.

Не успели эти короткие слова растаять в зловонном воздухе, как тропа повернула, и открылась картина, от которой у Комова губы сами по себе сложились сердечком и причмокнули.

И было отчего, скажу я вам, не только причмокнуть, но и присвистнуть.

О, скальные буддийские храмы! О, подземные города Каппадокии!..

В боку холма открылся широкий зев, за которым взгляд проваливался в сумеречное пространство. Портал, оформляющий вход, заставил бы какого-нибудь зануду-ориенталиста, окажись он поблизости, заговорить о дворцах арамейских царьков древней Гузаны. С одной стороны стояла гипсовая фигура рыбака с осетром в руках и арматурным прутом вместо ноги. С другой — колхозница, обнимающая сноп. На снопе приютились остатки золотой краски, напоминающие о прежней счастливой жизни. Без снисхождения к этому великолепию на поперечной балке, держащей свод, было намалевано с казенным равнодушием:

"Полигон 2-бис, уч. № 1"

— Постой-ка здесь, мил-человек, — велел один из помоечных волков, и Комов запоздало догадался, что это обращение у икарийцев — вроде как "синьор" у итальянцев или "пан" у поляков.

В портал входили, равно как и выходили из него, разнообразные люди, некоторые очень даже цивильного вида, с портфелями. Один из Комовских спутников тоже отправился в загадочное нутро холма. Пока он отсутствовал, двое остальных рассматривали следователя.

— Из Москвы?

Алексей подтвердил.

— Плохо в Москве? — сочувственно спросили икарийцы.

— Э-э… — замялся Комов. — Как вам сказать…

— Что там фасон давить, — со знанием дела сказали икарийцы. — Плохо у вас, в Москве. Совсем хреново. Всё в область везут…

К счастью, этот туманный разговор прервало появление ушедшего, который махал издали рукой.

— Иди, мил-человек, тебя ждут.

Алексей Комов вошел под свод, удерживаемый рыбаком и колхозницей, не без душевного трепета. Что ни говори — монументальное искусство — оно и на свалке монументальное искусство. Внутри помещения многочисленные беспорядочно расставленные подпорки, некоторые очень даже экзотические, вроде поставленного на попа остова от "Москвича", не давали упасть потолку, сварганенному из кусков фанеры и других плоских предметов.

"Ну, не Айя София! Снаружи-то смотрится солидней!"

В похожие на окна отверстия падал и клубился солнечный дым; большая железная печь напоминала о виденной накануне трубе в темени холма. Комов замешкался, разглядывая силуэты, занятые деловыми разговорами, подкрепленными иногда шуршанием бумаг. Но спутники указали следователю, чтобы шел глубже, и там, наконец, обнаружился князь.

Князь сидел в кресле, достойном антикварного магазина, если б восстановить ему отломанные финтифлюшки и заменить засалившуюся обивку. Половина рекламного щита позади напоминала о счастливой американской жизни. Увидев Комова, князь величавым движением руки остановил текущий с кем-то разговор.

— Ба!

С привычным проворством он спрыгнул с кресла и по-свойски ухватил Комова за локоть.

— Признаюсь, всё же не ожидал! — воскликнул он и, как тогда, в троллейбусе, волшебным образом выудил откуда-то огрызок сигары.

Тут же несколько рук протянулись с огнем, и через секунду, оставляя позади себя длинное вьющееся растение из дыма, князь увлекал следователя обратно к рыбаку и колхознице.

— Не будем мешать джентльменам работать, верно?

— Ну и местечко тут у вас! — сказал Комов, когда перед ними вновь раскинулись горизонты Икарии.

— Между прочим, — веско сказал князь, — территория была когда-то отведена под Детский парк чудес.

— Запах действительно чудесный.

Князь посмотрел на Комова с усмешечкой взрослого человека, вынужденного объяснять ребенку, что Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.

— Запах не хуже, чем в Госдуме. Каждый человек живет в воздухе, наполненном вонью разложения, просто не каждый нос это чует.

Комов поморщился от этой примитивной демагогии.

— Как вас только окрестные жители терпят!

— А куда же деваться? — удивился князь. — Разве можно цивилизованному государству без свалок?

— А людей зачем сюда звали?

— Расширяемся. Новые руки нужны.

— Тоже мне, счастье — на свалку угодить!

— Конечно, мусор теперь уже не тот, что до дефолта, — вздохнув, согласился князь. — Но народ за место держится…

Комов поджал губы от такого фанфаронства.

— …в общем, пока не жалуемся, — продолжал между тем князь, пыхая сигарой. — Эти вот часики, например, — сказал он, обнажив из под лохмотьев то ли золотой, то ли золоченый браслет на волосатой руке. — Откуда они?.. Можно помечтать, — предложил он, отщелкивая защелку и поднося часы поближе к глазам под задумчиво играющими бровями. — Люблю помечтать… Например, богатый человек пришел к знакомой женщине, ушел, а часы забыл. На тумбочке или, скажем, в ванной. Звонит: дорогая, так и так. Она ему: ты что, с ума сошел? Сейчас муж придет, куда я их дену? Вдруг найдет? Тогда он, как благородный человек: ну выброси их в мусоропровод!.. А может всё гораздо проще: избавились от часиков, как от вещественного доказательства… Вы думаете: золотые они, а я вижу: из запекшейся крови (князь поднес вещицу к одному глазу, потом к другому — любовался). Сколько было пота, страха, нечистых денег — и всё для того, чтобы я их на свалке нашел и носил!

— А вот эта серьга у вас в ухе? — сухо спросил Комов. — Тоже из вещдоков?

— Ну что вы! Это скорее всего просто шалость пылесоса.

— Слушать ваши рассказы мне очень интересно, — саркастически сказал Комов. — Но человек я, сами понимаете, казенный, к тому же непривычный к местной обстановке…