
Онлайн книга «Любовница на двоих, или История одного счастья»
— Увидимся?! — Конечно! — Две недели — так долго… — Это тебе только кажется. На самом деле они пролетят так, что ты и глазом не успеешь моргнуть. Подняв голову, я посмотрела на Галину и запричитала: — Галенька, миленькая моя, а может, мы сдадим этот билет и я поживу у этой эмигрантки вместе дочерью, пока Дине не сделают документы? Может, я вместе с ней полечу? — Нет, — сухо отрезала Галина. — Но почему? Потому, что это очень опасно. Потому, что в целях твоей же безопасности сначала надо будет вылететь тебе, а затем Динке. Доверься мне. Ты понимаешь, что за тобой и твоей дочерью охотится мафия?! Ты хоть это понимаешь?! Нужно выбираться поодиночке, и так, чтобы никто не догадался. Ты должна будешь переодеться, надеть парик. Галина достала из шкафа пакет и высыпала его содержимое на пол. Какой-то смешной, кудрявый парик, незамысловатая одежда… — Зачем все это? — Затем, чтобы тебя не узнали. Они могут следить за московскими рейсами. Их внимание будут привлекать все одинокие женщины с грудными детьми. Твоя персона не должна никого заинтересовать. Передав Динульку на руки Галине, я быстро переоделась и натянула парик. Затем подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Да уж, в этом парике меня не узнает ни собственная дочь, ни родная мать. — Галина, но ведь на фотографии загранпаспорта я совсем другая! — Ну и что? На фотографиях мы все другие. Я так вообще пол поменяла. Все течет и все изменяется. Как только я подошла к дочери, она горько заплакала. Видимо, моя новая внешность совсем не понравилась ей. — Успокой ребенка. Она должна уснуть. А я поищу на кухне корзину, — сказала Галина. — Какую корзину? Обыкновенную — плетеную. Не пойдем же мы по улице с ребенком на руках. Положим ее в корзину на мягкое полотенчико, накроем марлечкой. Никто и не догадается. Самое главное, чтобы она не плакала. Я взяла доченьку на руки и стала баюкать. — Галя, только не забудь ее накормить! — крикнула я. — Не забуду. — Это нужно сделать как можно быстрее! — Не переживай! В первой попавшейся кафешке купим детскую смесь, — донеслось из кухни. — Только бутылочку не забудь! — Не забуду. — А ты помнишь, как смесь разводить?! — Я все помню, перестань волноваться! — А у этой пожилой эмигрантки, у которой поживет моя Динка эти две недели, есть внуки? — Есть. — Она их нянчит? — Да, ей их привозят на выходные. — Получается, что опыт общения с детьми у нее есть? — Еще какой! Галина вышла их кухни с большой плетеной корзиной, на дне которой было постелено махровое полотенце, и обняла меня за плечи. — Ну успокойся, возьми себя в руки. Я же тебе говорю, все будет нормально. — Как я могу не переживать, я же мать, — с укором сказала я. — Я тоже не посторонний человек. — Еще скажи, что ты отец. — А почему бы и нет! Вот поменяю пол и стану Динульке вместо отца… — Господи, как у тебя все просто… — А чего усложнять… — В самом деле, чего усложнять, — проговорила я сквозь слезы и поцеловала засыпающую дочку в лоб. Всем своим существом я ощущала, что она стала для меня всем, она неотделима от моей жизни. — Мое счастье, мое… Господи, откуда только берутся изверги, которые могут делать деньги, превращая живое трепетное существо в набор отдельных органов, продавая малюсенькую печень, микроскопические почки и это маленькое, беззащитное детское сердечко… Господи, как же это страшно! Я плакала, целовала свое дитя, просто физически ощущая, как подходит момент нашего расставания. Две недели, проведенные в разлуке, будут полны страдания и муки. Как, наверное, мягко и радостно рожать ребенка для любящего, преданного мужа, который заботится о твоем здоровье и полон благодарности за подаренное ему чудо. Мне же ребенок достался самой дорогой ценой и стал единственным счастьем в этой жизни. Я никогда не пожалею о том, что из-за него Мне пришлось пережить смертельную опасность родовых мук — дикую нечеловеческую боль, разрывающую все тело. Я готова была испытать и большее, чтобы избавиться от глубокого чувства вины за то, что я когда-то согласилась продать его. Когда моя дочь вырастет, я обязательно расскажу ей все. Может быть, тогда спадет с моей души груз, который мне придется нести долгие и долгие годы. Я расскажу ей все, и она обязательно меня поймет, простит и не станет презирать, хотя мой поступок достоин презрения. — Ольга, пора, — послышался голос Галины. — Иначе опоздаешь на самолет. — Да, конечно, — пробормотала я и положила спящую доченьку в корзину. Осторожно подняв корзину, Галина дружелюбно чмокнула меня в щеку и очень тихо произнесла: — Все будет хорошо. Больше нет времени прощаться. — Прощаться?! — Ну да, на две недели. Галина достала конверт, извлекла оттуда доллары и протянула мне. — Это мне? — Конечно, тебе. Извини, тут ровно тысяча. Больше пока нет. — Спасибо. — На здоровье, — зачем-то съязвила Галина и дала мне висящие на брелке ключи. — А это зачем? Это ключи от московской квартиры, которую я снимаю. Там проплачено еще на два месяца вперед. Вот адрес. Сунув дары Галины в карман, я посмотрела на нее благодарным взглядом и произнесла еще раз: — Спасибо. — Да не за что. Эти ключи на тот случай, если ваш папка с улицы Академика Скрябина убит или по каким-либо причинам не захочет тебя принять. Нам пора. Услышав последние слова, я вздрогнула и ощутила чудовищную пустоту. Я напряглась, стараясь понять, что же это такое — дыхание смерти или дыхание бессмертной любви… |