Книга Нецензурное убийство, страница 13 – Марчин Вроньский

Выходя из комиссариата, он наткнулся на Зельного. Агент с улыбкой смотрел, как в дверях пристает к полицейскому какой-то рослый оборванец с небритой рожей.

— Это я убил редактора Биндера! — кричал он, разя перегаром. — Это я его убил!

— Езус Мария, господин начальник, надо бы его допросить, — обеспокоился Зельный.

Настырный тип скорее всего это услышал, потому что развернулся к сыщику и заревел песнь боевого пролетариата:

Слезами залит мир безбрежный,

Вся наша жизнь — тяжелый труд,

Но день настанет неизбежный,

Неумолимо грозный суд! [12]

— Вызвать «скорую» из Иоанна Божьего? — предложил дежурный старший сержант.

— Ну вот еще! — фыркнул Мачеевский. — Какой из него псих? Ночи холодные, вот и задумал, рвань подзаборная, устроить себе отель у нас на нарах. Возьмите его и вышвырните отсюда вон.

— А я сегодня еще кой-кого убью! Как собаку. Вот увидите, флики! — пригрозился пьяница, но молодой дежурный больно выкрутил ему руки и проводил оборванца в глубь коридора.

* * *

Перепрыгивая через лужи, Мачеевский немного удивился: он вообще не заметил, чтобы ночью или под утро шел дождь. Легкий ветерок слегка разогнал тучи, и сделалось как будто теплее. Однако у Зыги ломило все, как у ревматика. Он особенно почувствовал это сейчас, когда впервые за долгие часы немного подвигал мышцами.

«Надо будет позвонить Леннерту, — напомнил он себе. — Хорошо бы вечером побоксировать. Хотя, кто его знает…»

Он пропустил проезжающую пролетку и перешел по диагонали Краковское Предместье. Миновал «Асторию», рефлекторно сглотнул слюну, но не стал жалеть об обеде — обычно он предпочитал ужинать, и зашел в книжную лавку Гебетнера и Вольфа [13] .

Тихий колокольчик у двери разбудил сонного продавца.

— Добрый день. — Продавец поднялся со стула. Поправляя очки, он, очевидно, попытался вспомнить клиента и метким вопросом подвигнуть его оставить пару злотых. Но так и не вспомнил, а потому начал не слишком оригинально: — Чем могу служить?

Зыга осмотрелся. Еще во время учебы он часто навещал этот книжный, и редко случалось, чтобы он был здесь единственным покупателем. На стене напротив прилавка висело за стеклом объявление:

ПЛАТНАЯ БИБЛИОТЕКА

Внимание: За все повреждения книги отвечает последний читатель, если при получении не заявил о дефектах сотруднику библиотеки.

Рядом стоял стеллаж с зачитанной до дыр школьной литературой и почти полным собранием Сенкевича и Карла Мая [14] . Последние, однако, особо затрепанными не выглядели.

Либо кризис, либо «уж такие времена настали, господа хорошие», подумал младший комиссар. Его взгляд скользнул по продавцу, худенькому пареньку лет двадцати с небольшим, в старом пиджаке и бухгалтерских нарукавниках.

— Есть ли у вас какой-нибудь томик стихов Тромбича? Лучше бы самый новый.

— Тромбича! — Продавец несколько оживился. — Пожалуйста, остался еще «Над потоком» двадцать седьмого года, а вот самый последний, за этот год. Есть также антология… Сейчас покажу. А может, вы хотели бы еще что-нибудь из авангарда?

На лице Мачеевского моментально возникла дежурная улыбка.

— А вы, как я вижу, разбираетесь в поэзии?

— Я?… — Продавец опустил глаза. — Немного.

Зыга догадался, что продавец, наверное, сам пытается что-то кропать в маленькой помятой тетрадке, которая торчала у него из кармана. Мачеевский слегка облокотился о прилавок.

— А я, видите ли, к сожалению, совсем не разбираюсь. Вы могли бы что-нибудь рассказать мне о Тромбиче? Он ведь, кажется, из Люблина, или я с его кем-то путаю?

— Это главный редактор «Курьера», человек известный. Прекрасный поэт.

— Вы, наверное, с ним лично знакомы?

— Лично? Ни в коем случае. Но он поддерживает молодых писателей. О, он как будто бы многим помог.

— А не могли бы вы мне порекомендовать томик кого-нибудь из его… — младший комиссар сделал паузу, — учеников?

— Их стихи появляются время от времени в «Курьере», а томик… Должна была быть «Кровь на знамени» Юзефа Закшевского, но цензура… — Молодой продавец нервно потер ладони. — Из авангарда я вам горячо рекомендую Тадеуша Пейпера [15] , хотя это совсем другая школа. Я бы сказал…

— Спасибо, я начну с Тромбича. — Зыга достал бумажник, проследив, чтобы не задралась пола пиджака, под которой у него был револьвер. — Дайте мне, пожалуйста, книжку снизу стопки, не слишком захватанную. Это для подарка, — пояснил он с улыбкой. — И не запаковывайте, пожалуйста.

— Заходите к нам еще, — с легким поклоном сказал продавец.

Его удивило, что клиент вместо бесплатного элегантного листа бумаги предпочел положить томик в дешевый серый конверт. И даже не снял перчаток и не перелистал книгу.

Мачеевский направился прямиком в редакцию «Курьера». Он хотел пойти кратчайшим путем через Литовскую площадь, но быстро изменил свое намерение.

Место, где прежде стояла церковь, сегодня тоже заполняли харцеры и ученики, пожалуй что, из всех школ. Они опять разучивали песни легионов [16] . Три девочки в беретах коммерческой гимназии попытались удрать в парк, но их развернул полицейский, который здесь нес службу.

Не было смысла протискиваться сквозь такую толчею и пугать молодежь физиономией с трехдневной щетиной. Он обошел площадь, стараясь назло идти неровным шагом, когда послышалось: «Маршируют, стрелки, маршируют…» Без толку, его обучили маршировать, и это вошло в привычку даже более сильную, чем курение. Зыга свернул на Радзивилловскую, где на задах воеводского управления помещалась редакция «Курьера».