Книга Ричард Длинные Руки - монарх, страница 81 – Гай Юлий Орловский

— За кого ты меня принимаешь? Буду драться храбро и с достоинством, если будет шанс победить. Но я не попру с голыми кулаками на такую махину.

— А что тогда?

— Уйду в пещеры, — сказал я со злостью. — Начнем сначала! У меня, кстати, будет старт не хуже, чем у большинства, это я так скромно, будь они хоть трижды королями. Примерно знаю, как строить общество, чтоб стало жизнеспособным и зубастым.

Он спросил робко:

— Может, не надо?

— Чего, общества?

— Нет, чтобы стало зубастым?

Я сказал зло:

— Общества конкурируют так же, как и отдельные люди. Более зубастые затопчут. Нужна не беззубость, а баланс, будь он проклят! Между зубатостью и гуглостью.

Он посмотрел непонимающе.

— А это что?

— Это ты, — сказал я. — А я балансист. И не надо вот такую рожу, я еще не полез пещерничать и троглодитить! Время еще как бы есть, хотя и нету. И мы еще весьма покажем, если сумеем.

Он спросил грустно:

— А как?

— А кто у нас мыслитель? — спросил я. — Вот и думай, гугли. Твое имя, как я нарыл в памяти, означает десять в сотой, что есть единица со ста нулями. Это цифра такая! Если собрать все-все на свете, включая элементарные частицы до последней штуки, то наберется примерно на полгугла. Так что тот, кто дал тебе такое имя, возлагал на тебя надежды! Я тоже возлагаю.

Он вздрогнул.

— Что?

— Не бойся, — сказал я, — только надежды.

Он втянул голову в плечи.

— Точно? Ничего больше?

— Ну разве что самую малость, — заверил я. — Поможешь мир спасти, ты же мыслитель, а он тебя отблагодарит полным забвением, зато прославит Чингисхана, что ухитрился убить миллион человек…

Он вздохнул.

— Неужто в самом деле не заглянете в маркизат?

— После победы, — сказал я твердо, подумал, уточнил: — Не зарекаюсь, мало ли что, но только если по делу. А просто к моим женщинам… нет, хотя и хочется до свинячьего визга.

Он сказал с уважением:

— Вы железный человек, сэр Ричард. Я же знаю, какие у теплокровных буйные страсти и пожар в крови!.. С таким бороться, признаю, надо иметь стальную юлю.

— Я такой, — ответил я. — Надеюсь. Хоть временами… В какие-то критические дни. Знать бы еще в какие. В общем, как только мы сумеем…

— А сумеем? — спросил он трусливо.

— А что нам остается? — ответил я. — Гугол, мы же герои! Вот сопли вытрем и пойдем спасать мир. А потом штаны сменим, только и всего. Ты на всякий случай возьми в запас две пары. Вдруг придется менять чаще.

— Три возьму, — пообещал он, — но все равно не пойду!

— Тогда зачем брать?

— А чтоб не сразу отказываться, — объяснил он, — то будет явная трусость, а вот если как бы после долгого колебания и взаимоисключающих раздумий.

Я покачал головой.

— Тоже меняешься, Гугол! Но мы больше за другими замечаем… Это хорошо, растем, значит.

— Только бы не вниз…

— Во все стороны, — сказал я с твердостью. — Мы же разносторонние?

Он сказал слабо:

— Ой, я не хочу быть разносторонним. А то есть такие стороны…

— Все стороны нужны, — заявил я. — По крайней мере, для выживания вида и личности. Нашей личности, а остальные пусть идут лесом. Ладно, Гугол, мне пора.

Он вскочил.

— Я вас провожу!

— До самого севера? — спросил я насмешливо.

Он опасливо помотал головой.

— Я не оставлю башню. А вдруг она меня обратно не пустит?

Я засмеялся, но улыбочка стерлась, когда с кряхтением поднял ящик. Вместе спустились на первый этаж, двери распахнулись, я вышел с трофеями в руках на залитое ярчайшим солнцем пространство, а Гугол словно запнулся в дверном проеме.

— Прощай, Гугол! — сказал я. — Серфик, ты меня слышишь?

Через мгновение перед моим лицом заблистала искорка, тоненький голосок пропищал:

— Да, мой господин!

Гугол опасливо отступил на шаг, все еще держась за косяки двери.

— Вызови кого-нить, — сказал я, — кто поднимет этот ящик и понесет за мной. А лучше, если и меня тоже.

Гугол на всякий случай отступил еще на два шага.

— Плантагенета? — спросил Серфик.

— Нет, — ответил я, — ему дадена мною полная свобода. Но у нас есть пара сотен, если не больше тех осторожных, что не пошли на смертный бой против той сволочи, Великого Мага, а потом явились и тоже просили свободы…

— А, — пропищал он, — понял!.. Только я не могу позвать их, это может только их повелитель и господин. Вы, мой лорд!

— Да, знаю, — ответил я с досадой, — только уже не помню, кто из них что умеет.

— А вы и не знали, — сообщил он. — Вы же только меняли им имена и отпускали обратно, не спрашивая, кто что умеет.

— Потому и не помню, — согласился я. — Так кого позвать?

Он подумал, пискнул:

— Мардокла!

— Это Мардоклишкепендрокупердрятускуднеро-сперсиса? — сказал я, гордясь идеальной памятью.

— Да, — пискнул Сэрфик. — Но только он теперь не Мардоклишкепендрокупердрятускуднеросперсис, а Мардокл.

Я вздохнул, сказал властно:

— Мардокл!.. Твой лорд и повелитель призывает тебя. Явись немедленно.

В трех шагах воздух прорвался с сухим треском, вышла двухметровая мощная фигура на четырех лапах, размером с колонны в храме, голова как чугунный котел на сорок человек.

Гугол в панике метнулся было в глубь башни, но потом, как я видел, остановился и вытянул шею в нашу сторону. Демон с трудом опустился на колени, багровые глаза, полыхающие яростным огнем, погасли.

— Мой повелитель… приказывай.

— Возьми этот ящик, — велел я, — понесешь за мной. Хотя чего нам жеманничать, я с твоего загривка не свалюсь?

— Нет, мой повелитель…

— Тогда наклонись, — велел я.

Он склонил голову к самой земле, я взобрался наверх, чувствуя везде металл, сел, очень удобно, особенно когда этот металл послушно изменил форму, приноравливаясь под мои ягодицы.

— Мардокл, — сказал я, — ты не рискнул довериться мне, когда я созывал демонов на страшный бой с Гатонесом, Великим Магом, а потом пытался получить такие же льготы, как участники той исполинской битвы…

Он рыкнул покорно:

— Да, мой повелитель…

— Потому я сказал всем тебе подобным, — напомнил я, — вам придется послужить мне сперва, а вот так на халяву никто ничего не получит! Это будет оскорбление тем, кто заслужил кровью… ну, что у вас там вместо крови.