Онлайн книга «Игра в классики на незнакомых планетах»
|
– Лучше не двигайтесь, – сказал Радевич. – Там серебро. Я не буду рисковать и подходить к вам близко. Разумное решение, коли уж он без медальона… – Я полагал, что найду здесь одного человека вашей крови. Не ожидал, если честно, что обнаружу двоих. – Вампир здесь один – это я. В этом вы, думаю, успели убедиться. – Лапшу мне на уши не вешайте. – Так резко обычно съезжают на грубость только следователи. – Ваш Белта накинулся на те пробирки, как кот на сметану. Неудивительно. Даже ребенок, который никогда не голодал, вряд ли удержится и не возьмет конфету, оставленную на видном месте. – Белте десять. – Он вампир, – сказал Радевич, – и я доложу о нем в Орден по всей форме. «Доложу», а не «доложил». Так я и думал, этот молодец пробирался на почту, а не к гардам. В Ордене предпочитают решать такие вопросы без судебных приставов… – Вообще-то я мог бы сразу догадаться. Интернат, полный детей врагов Державы – и без всякой охраны… Вы, я думаю, им без труда глаза отвели… «В какой семье вампир растет, может, даже родители не знают, а Ядран чует. И приходит потом…» – Что до вас, – анджеевец поднял пистолет, – вам уже и молиться поздно. – Пан учитель! – знакомый голос из-за спины. Радевич обернулся. У анджеевцев хорошее зрение, он наверняка увидел то же, что и я: как слегка дрожит шестизарядный «зигзаг». Реакция у анджеевцев тоже хорошая, но Радевич выстрелить первым не успел. Наверное, слишком вжился в роль учителя. «Зигзаг» дрогнул и пальнул. Домбровского тряхнуло отдачей, он едва не выронил револьвер из рук, но снова поднял и снова выстрелил. Учитель стоял молча, ощупывая грудь, как тогда, когда потерял медальон. Потом он упал. «По меньшей мере, – подумал я – будто это было утешением, – он не стал стрелять в спину». * * * Домбровский выпростался из кустов, подошел ближе. Он глядел на тело со смесью удивления и непонимания. – Он… не живет? – Не живет. Мертвый. Наверное, надо было перевернуть его, чтоб убедиться; но и по позе учителя было ясно, что тот бесповоротно мертв. Снайпер белогорский, так его и растак. Я знал, что мальчишка чувствует. Сейчас ему не верится, что он сделал непоправимое. Радевич ему не раз приснится – живой или мертвый, но во сне его легко будет оживить. Вряд ли Домбровский раскается в убийстве, но непоправимость повиснет на нем как камень – и тайно он много раз захочет вернуться в то время, когда выстрелы еще не прозвучали. Потом он привыкнет. Потом пойдут следующие. Рано или поздно это случилось бы – и все равно было горько. Я его упустил. – Почему ты это сделал? – Он за Адамом охотился, – сказал Домбровский, по-прежнему глядя на труп. Кажется, он хотел толкнуть его ногой, но при мне постеснялся. – Я Адама в обиду не дам. Я ему клялся. – Клялся? – Гербом и отцовским именем, – сказал он с легким вызовом. Но всякое позерство из его тона исчезло, как не было. Говорил он, несколько запыхавшись, на губе и на лбу блестел пот. – Мой дед дал такую клятву его деду. Князю Белте. Их в одном бою убили. – Так ты знаешь? Вместо ответа Домбровский оттянул вверх рукав рубашки на здоровой руке. Все правое предплечье было в следах порезов и укусов – совсем свежих и старых, еле угадывавшихся на коже. – Адька… с ним бывает. Ему плохо иногда. Тогда только это помогает. – Только перепаивать его не надо было, он же непривыкший. Он оттого и пошел по лесу бродить. И еще легко отделался. Мальчишка растерялся: – Так он из-за этого? А мы не знали… Я едва не сказал: «Вот будете знать теперь». Только никакого «теперь» не будет. По меньшей мере, для них двоих. – Постой-ка! – до меня только сейчас дошло. – Так это ты потому комедию с кровью устроил? Чтоб на эту руку не посмотрели? – Так… – Он засмущался почему-то. – Она говорит: давай правую! А я же знаю, что там… Увидит – крик подымет… Вот ведь артисты… – А можно тоже спросить? Та дама… из совета… ее ведь не Белта?.. – Нет, – сказал я. – Не Белта. * * * Мы закопали учителя у дороги. Интернат, глухо-черный, спал, закрыв ставни. Но я почти уверен, что слышал шелест платья, когда доставал лопаты из подсобки. От непроверенного источника информации никуда не скроешься. Ночь совсем загустела; скоро рассвет. Я вынес Домбровскому пакет с едой и одеждой. – Уходи. У него лицо затвердело: – Без Адама не пойду. – Пойдешь. Через два дня мне придется сообщить об исчезновении учителя. Гарды захотят найти убийцу – ты хочешь, чтоб они и Белту с тобой искали? – А как же он? – Белта тоже уедет. Но у него другой путь. Я о нем позабочусь. Очевидно, Домбровский достаточно знал о нашей крови, чтоб не сомневаться в моих словах. Он кивнул. – Зачем ты вообще давал ему клятву? Ты же понимал, кто он есть. Мальчишка подобрался: – Потому и дал. Он не умрет. Нас перебьют, а его не смогут. А он князь. С соколом на гербе. Если мы ничего не сможем, так Адам сможет. – Ты соображаешь, что говоришь, Домбровский? И кому говоришь? Он улыбнулся: – А что? Вы своих не сдаете, пан директор. * * * Я не видел, как они прощались. Мне надо было подготовить отъезд Белты, пока не рассвело. Раньше, чем я рассчитывал, – но что делать… В конце концов он сам явился ко мне в кабинет. Полностью одетый, серьезный. – Южка ушел, – сказал он, глядя в пол. – И правильно сделал. Прямо в кабинете Адам переоделся в белую рубашку с коричневым галстуком, вельветовые брючки и скрипучие кожаные ботинки. Все было чуть велико, но брюки мы подвернули, а ботинки зашнуровали потуже. Вышел вполне добропорядочный остландский ребенок. А в фуражке со значком «юных орлят» – и вовсе картинка. В кармане его нового ранца лежали документы на имя Адама Грауба, уроженца Дольной Брамы, сына Франца Грауба, цесарского инженера, и Марии Дзыгоевской, швеи. – Сейчас я разбужу Лину. На рассвете она попросит Никке-молочника взять тебя с собой в город. – Лине бы что-то наплести тому молочнику… но она придумает. – На вокзале купишь билет до Лехтена, оттуда идет прямой поезд до Швянта. В Швянте тебе нужна улица Цесарской Пехоты, дом два. – Я сунул ему в нагрудный кармашек бумажку с адресом и короткую записку. – Там живет Лотта Грауб, отдашь ей записку, она знает, что надо делать. Если по пути будут спрашивать – она твоя тетя, сестра отца, тебя к ней отправили до конца каникул. |