Книга 19-я жена, страница 88 – Дэвид Эберсхоф

— Я попытаюсь.

— А теперь иди. — Он проводил меня до двери, но не открыл ее, пока не высказал последней просьбы: — Теперь иди, а когда добьешься успеха, возвращайся ко мне.

— А если не добьюсь?

— Добьешься. Я знаю тебя, и я знаю ее.

Бригам прошел со мной в зал ожидания и поблагодарил меня. Выйдя из его дома, я некоторое время стоял на ступенях крыльца. Мне было хорошо видно его окно. Бригам снова сидел за письменным столом, ведя какое-то дело и обсуждая условия со следующим посетителем. Возможно, это была какая-то сделка о железной дороге, или контракт на строительство, или — вполне возможно — сделка, касающаяся чьей-то души. Это всегда было так — Бригам Янг легко переходил от одного к другому.

Я отправился домой к Энн Элизе. Обнаружил ее на кухне — она кормила сыновей. Мальчишки не слушались, капризничали из-за еды, швырялись горошком, сестра моя выглядела измученной.

— Что случилось? — спросила она.

Я сказал, что зайду к ней попозже. Пошел в конюшню и улегся на сеновале и некоторое время лежал там, размышляя. Явился конюшенный котенок, свернулся у меня на груди и заснул.

Вечером я снова пошел к Энн Элизе.

— Ты выглядишь расстроенным, — сказала она.

Я рассказал ей, что приехал из Дома-Улья. Описал свою беседу с Бригамом, и, когда она все поняла, она стала очень тихой и очень печальной.

— Сегодня ночью я уезжаю, — сказал я.

— Уезжаешь?

— Прежде чем он сможет меня отсюда вышвырнуть.

— А как же Кейт и Эльмира? Как же дети?

— Они проживут и без меня. Папа о них позаботится. Я не могу остаться. Бригам дал это ясно понять.

— А что с тобой станет потом?

— Я не знаю.

Моя сестра спрашивала не о том, что станет со мною после того, как я покину Территорию Юта и нашу Церковь. Она имела в виду — потом, после смерти, в потустороннем мире. Мы понимали все это так, что вечность радушно принимает только Святых. Это все, что мы об этом знали, во что верили как в истину.

— Ты не можешь этого сделать.

— У меня нет выбора.

— А у меня есть.

— Я тебе не позволю.

— Я так решила.

— Энн Элиза, прошу тебя…

Я умолял мою сестру целый час или более того, но она уже приняла решение. Я не хотел этого, я этого никогда не хотел. Но я человек честный и признаюсь, что в самой глубокой глубине моей души в тот момент шевельнулось чувство облегчения. Я ненавижу себя за это чувство, однако такова правда.

На следующий день Энн Элиза приняла предложение Бригама, и вскоре они поженились, и вот так моя сестра стала девятнадцатой женой. Если бы не я, этого никогда бы не случилось, и такова правда, насколько она мне известна, я клянусь в этом, и никогда в моей жизни ни из-за чего иного мне не было так стыдно, как из-за этого.

Итак, Джонни исчез, и мы с Электрой снова были предоставлены самим себе. Подумаешь, какое дело — мы к этому привыкли. Утром мы с ней отправились в Канаб. Было довольно приятно — горячий ветер, и утреннее радио, поющее «Красношеюю женщину», [88] и тишина, какая наступает, когда ты один. «Мега-Байт» еще не открылся, но Пятая была уже за прилавком — выкладывала холодные закуски. Лампа на потолке бросала на все вокруг тошнотворный зеленоватый свет: Пятая выглядела бледно-зеленой, а ломтики ветчины и индейки тоже казались позеленевшими. Довольно скоро она увидела меня в окно и подошла открыть дверь. Я сказал, что хочу сэндвич с индейкой, а она ответила:

— Ты в такую даль прикатил вовсе не за этим гребаным сэндвичем.

— Может, и нет.

— Ну как твой розыск идет? Нашел убийцу?

Я ответил, мол, пока нет, но что, в общем-то, раскрыть удалось не так уж много.

— Понятно, — сказала она. — Ты не хочешь делиться своими находками с девчонкой, которая тебе выдала не внушающую доверия историю.

— Возможно.

— Сэкономь время: я к этому отношения не имею. — Она замолчала. — Ты же знаешь, что говорят: ищи пизденку.

— Разве говорят не «Ищи деньги»?

— Это одно и то же. — Она закончила готовить сэндвич и вытащила длинный нож разрезать его пополам. — Ты с мамой моей говорил уже?

— Да, — ответил я. — А ты с ней говорила?

— Давно не говорила. Как она?

— Потрясена.

— Я знаю. Прям сумасшествие какое-то. Думаю, она этого типа и правда любила.

Минуту спустя Пятая облокотилась на прилавок, уперлась подбородком в раскрытую ладонь и сказала:

— Пока ты там все разнюхиваешь, мне хотелось бы, чтобы ты разгадал настоящую загадку.

— Какую это?

— Почему?

— Почему — что?

— Почему они все по-прежнему верят во всю эту брехню? Куда девался скептицизм? Почему они не спросят себя — только один раз, этого будет достаточно, — отчего все это не имеет никакого смысла?

— Ну, если это единственное, что ты знаешь…

— Нет, дело не в этом. То есть я хочу сказать, конечно, да, если это все, что ты знаешь, трудно себе представить что-то другое. Только я говорю не об этом. Я говорю о том, почему у них никогда не возникает ни одного подозрения, что во всем этом может быть что-то не так? Тебе нет необходимости что-то знать, чтобы возникло сомнение. Надо только прислушаться. К самому себе. Почему так много людей так хреново прислушиваются к самим себе?

— Может, боятся?

— Чего?

— Смерти. Того, что наступает после.

— А я — нет? — (Чем дольше мы разговаривали, тем больше я терял уверенность в том, каким образом Пятая вписывается во все это.) — Кстати, знаешь, есть веб-сайт, который тебе может пригодиться, — проверь: 19thwife.com. Это такая антиполигамная группа. Я так понимаю, что они помогают женщинам бежать, занимаются юридическими делами и всякое такое. Может, они твоей маме смогут помочь. Только, насколько я знаю, это и ловушкой может оказаться. В любом случае стоит проверить. Упс! Время открываться! Утренний пик.

Она открыла дверь, впустив мужчину с сыном колледжного возраста. Парнишка весь состоял из рук и ног, и кадык у него был похож на булыжник. Он вдохнул в себя булочку, как мы с вами съели бы орешек. Когда они ушли, Пятая сказала:

— Он тебе понравился.

— Он был клевый. Ну И что из того?