Книга «Коламбия пикчерз» представляет, страница 34 – Татьяна Полякова

– Звонил, да только ничего не объяснил. Я думаю, Кошкина была тут в мае, сразу после похорон отца, и с кем-то из монахинь или послушниц завязала знакомство. Вот эта знакомая ей и звонила. Если мы ее найдем…

– Ты мне лучше вот что скажи, – вздохнула я. – Ты действительно собираешься остаться ночевать?

– Конечно. Мы же еще ничего не узнали.

– А как же паромщик?

– Я бы этому пустобреху… привидений здесь нет, это ясно. Граждане живут вполне нормальные, значит, и нам ничего не мешает отдохнуть в этом раю пару дней. Посмотри, природа какая…

– Пару дней?

– Ну, если раньше не управимся. Волков сказал, что гостиница приличная. Будем отдыхать.

– Судя по царящим в монастыре порядкам, узнать, с кем предположительно могла свести дружбу Кошкина в свой приезд сюда, будет очень трудно. Если мы начнем приставать к монахиням с разговорами, матушка нас быстро выставит за ворота. Да и была ли здесь Кошкина, не ясно.

– Вот и займемся выяснением.

Женька поднялась, отряхнула джинсы и потопала к машине.

Через десять минут мы въезжали в деревню, хотя определение «деревня» данному населенному пункту подходило мало. Дома вокруг добротные, двухэтажные, дорога выложена булыжником. Тротуары тоже из булыжника. Во всем чувствовался порядок и вековой уклад. Привычных деревенских домов, деревянных, в три окна, мы пока не видели. Должно быть, раньше это было большое село. Озеро, монастырь рядом, наверное, паломники были тут частыми гостями. После революции монастырь закрыли, и жизнь точно замерла, а после войны, когда все мужское население погибло на фронте, село и вовсе потеряло свой статус и перешло в разряд деревень.

Я очнулась от своих фантазий, когда Женька, толкнув меня в бок и ухмыляясь, заметила:

– А у них тут весело.

Возле дома, мимо которого мы проезжали, на скамейке сидел дедок в сером костюме тридцатилетней давности, в розовой рубашке, аккуратно застегнутой на все пуговицы, и почему-то в калошах. Он лихо выводил на губной гармошке веселый мотивчик, хитро поглядывая из-под лохматых бровей.

– Надо спросить, где у них гостиница, – сказала Женька, останавливая машину.

В этот момент на крыльце появилась женщина, на вид ей было что-то около шестидесяти, высокая, крепкая, с косой, уложенной вокруг головы наподобие короны, в простом цветастом платье и ярком переднике.

– Вальтер, – позвала она, перекрикивая музыку. – Идем обедать.

Мужичок радостно гукнул, поднялся, подмигнул нам и заспешил к крыльцу.

– Простите, – сказала я. – Вы не подскажете, где гостиница?

Мужчина гукнул вторично, помахал нам рукой и скрылся в доме, женщина все еще стояла на крыльце, держась за дверную ручку, и хмуро разглядывала нас.

– Простите, – громче повторила я. – Мы ищем гостиницу.

– А вы кто? – без намека на доброжелательность спросила женщина. Женька, которая успела выскочить из машины, направилась к ней, надеясь разжиться сведениями, и охотно сообщила:

– Мы журналисты.

– Журналистов нам только и не хватало, – перебила ее женщина. – Носит здесь кого ни попадя. – И с треском захлопнула дверь.

– Не скажешь, что гостям тут рады, – заметила Женька, возвращаясь в машину.

– Тебе обязательно надо было говорить, что мы журналисты? Вдруг у них к твоим товарищам по перу уважение отсутствует?

– Что ж теперь делать-то, раз матушке сказали, что из газеты? В таком месте, поди, ничего не скроешь. Опять же, народ общаться с нами любит, власть поругать, пожаловаться.

– Наверное, ей жаловаться не на что. И власть она любит.

– Ну, уж это вряд ли. Власть никто не любит, даже сама власть. Ладно, будем искать.

Мы стали подниматься в гору. Два дома справа стояли с заколоченными ставнями. Напротив них – дом еще крепкий, с выбитыми стеклами, крыльцо заросло крапивой. Дальше дома выглядели жилыми, но людей вокруг было не видно, а тишина стояла такая, что становилось не по себе, вроде бы людей тут и вовсе не было. Только шум строительных работ, доносившийся из монастыря, настраивал на оптимистический лад, хотелось произнести нечто вроде «всюду жизнь» или еще какую-нибудь глупость.

На зеленой лужайке перед очередным домом паслась привязанная к старой липе коза. Заметив нас, издала протяжное «ме-е» и припустила прочь, насколько позволила веревка.

– Есть коза, значит, есть и люди, – вроде бы саму себя утешая, заметила Женька.

Я обратила внимание, что она опять хмурится и поглядывает вокруг с беспокойством. Надо сказать, что Женька существо совершенно дремучее, в том смысле, что охотно верит во всякую чушь. То есть не во всякую, а в мистическую. Вот если ей президент скажет, что ВВП неуклонно растет, она будет скептически ухмыляться, а если какой-то идиот на пароме заявит, что упыри в этих местах просто кишмя кишат, непременно призадумается. Бороться с этим было бессмысленно, и я давно махнула на нее рукой. Однажды мы битый час ругались из-за лешего, отправившись с еще одной подругой за ягодами. Женька испуганно вздрагивала, как только мы углубились в лес, и все боялась заблудиться, потому что бабка, у которой мы остановились, велела нам быть осторожными и в лес далеко не заходить, там леший водит. Понаблюдав за ее ужимками, я не выдержала и спросила:

– Женька, неужели ты всерьез веришь в лешего? В лохматого дядьку с носом-картошкой и небольшими рожками?

– В дядьку не верю, – замотала она головой. – А в то, что леший «водит», верю.

Вдвоем мы пытались вправить ей мозги и, потеряв бдительность, заблудились. В результате через пять часов вышли в двадцати километрах от нашей деревни, и то только потому, что услышали шум проезжающих по шоссе машин, что явно доставило Женьке удовольствие, потому что после этого она на мои критические замечания о ее суеверии неизменно отвечала:

– Это ты мне говоришь?

Рассказы о Бабе-яге и прочих обитателях родных лесов ей и самой казались несерьезными, и теперь она утверждала, что существуют параллельные миры, откуда к нам временами забредают всякие несуразные персонажи. Когда Женька начинала бояться, то способна была нагнать страха на кого угодно, и сейчас я с тоской наблюдала за тем, как она озирается по сторонам, не удержалась и напомнила:

– Паром отходит в восемь. Мы еще успеем.

– Это ты к чему?

– К тому, что если ты опять трусишь… – договорить я не успела. Дорога сделала крутой поворот, и гостиница возникла перед нами.