Книга Тандем, страница 6 – Константин Ковальский

– Чего стоишь?! Открывай воду!

Грозный крик вывел Холодовского из ступора, и он бросился к стене дома, из которой торчал короткий ржавый кран, и дрожащими руками повернул вентиль.

Забрызгав ноги, хлынула холодная вода, и Данила сунул голову под бьющую струю. Он промывал до тех пор, пока левый глаз наконец не раскрылся и он не увидел довольно скалящегося Витька.

– Глаз на месте, – удовлетворенно сказал Витек и авторитетно добавил: – Надо мочой промыть.

Затем он повернулся к Холодовскому и поднял руку. Подумавший, что его сейчас будут глушить, Борька испуганно вжал голову в плечи и зажмурился. Но хулиган только хлопнул его по плечу:

– Молодец, будешь теперь Подрывником!

Боря, получивший наконец авторитетное погоняло, зарделся от удовольствия.

* * *

– Как вы это сделали? – пораженный Данила широко открытыми глазами смотрел на своего соседа, мужа Светланы. Петр Зиновьевич был высоким худым блондином с узкими внимательными глазами и длинными тонкими, словно у музыканта, пальцами.

Недавно Данила узнал, что его сосед самый настоящий фокусник, и теперь под разными предлогами напрашивался в гости, желая узнать секрет хотя бы одного фокуса.

– Это магия! – смеясь, ответил Петр, переглядываясь с улыбающейся Светланой. – Чистая магия!

Ловкие пальцы в очередной раз перемешали колоду. Со стороны могло показаться, что карты сами подпрыгивают, складываются в веера, исчезают и снова появляются в руках иллюзиониста.

Петру явно доставляло удовольствие показывать фокусы, а в лице семилетнего Данилы он нашел не только благодарного зрителя, но и слушателя.

Так Данила узнал, что МАГИЯ в переводе с древнегреческого означает волшебство, чародейство и этому искусству много тысяч лет, а первый известный документ, в котором упоминается иллюзионное искусство, – древний папирус Весткар, в котором рассказывается о фокусниках Древнего Египта, в частности о некоем чародее Джеди, выступавшем перед самим фараоном Хуфу, тем самым, который известен самой большой пирамидой.

Данила узнал, что трюк с тремя наперстками, который он видел в исполнении Витьки Косорукова, имеет более глубокие корни, чем передача по наследству от старшего брата самого Витьки. Манипулирование камешками и тремя скорлупками от орехов составляло основной репертуар фокусников Древней Греции. Да и само название профессии иллюзиониста означает «играющий камушками».

Все в детстве чем-то увлекаются. Кто-то, месяц прособирав открытки, переключается на коллекционирование марок, потом становится нумизматом, а затем с присущим в этом возрасте энтузиазмом начинает мастерить модели самолетов.

Данила, случайно окунувшийся в волшебный мир иллюзий, понял – это навсегда. Через некоторое время он уже не мог представить свою жизнь без фокусов и не мог понять, как он без этого жил раньше.

Правда, вначале Петр постарался остудить пыл юного любителя, объяснив, что за кажущейся простотой исполнения трюка и непринужденностью его показа стоят годы тренировок. И фокус, на исполнение которого уходит от секунды до минуты времени, требует нескольких недель или даже месяцев напряженной работы.

Данила попросил показать один трюк, требующий ловкости пальцев, и после этого три дня не заходил к соседям. Светлана, думая, что он обиделся, звала его в гости, но он вежливо отказывался и проводил время в своем углу возле окна.

Там он, вооружившись колодой старых отцовских карт, тренировал свои пальцы. Колода все время норовила сбежать из маленьких ладошек, разъезжаясь в стороны и падая на пол. Пальцы казались деревянными и непослушными.

И когда отчаявшийся Данила начал подумывать о том, чтобы бросить это занятие, его с колодой карт застал дядя. Вначале он нахмурился и собрался отчитать племянника, так как, по его мнению, с карт начинается дорога, ведущая в те места, где обитает родня Косорукова. Но, выслушав торопливое объяснение Данилы, оттаял:

– Тогда тренируйся, малой. Я тебе так скажу: здесь, как в любом деле, нужна практика. Ты думаешь, меня в армии научили стрелять? Ничего подобного. Дали в руки автомат, патроны, показали мишень – стреляй! А уж насколько метко ты будешь стрелять, зависит только от тебя. У меня тоже сначала не получалось, но после пары тысяч выстрелов я научился попадать точно в яблочко. Так что сделай этот трюк тысячу раз, и у тебя все получится.

* * *

Через три дня Данила постучал в дверь соседей.

Светлана кормила овощным пюре маленькую Вику, а Петр возился на полу с непонятным плоским ящиком, подсоединяя его к телевизору черными проводами, похожими на змей. Когда дверь открылась, он прервал свое занятие:

– Привет, ты куда пропал?

Данила вертел в руках старую и засаленную карту.

– Петр Зиновьевич, смотрите…

Удерживая ее в ладони правой руки, он провел над ней пальцами левой, и карта исчезла. Показав руки пустыми с двух сторон, Данила достал карту из-под рубашки. Петр переглянулся со Светланой, усмехнулся и махнул рукой:

– Садись, чай будем пить. Кстати, ты вовремя пришел, я как раз собирался идти за тобой.

Данила уселся за стол с резными ножками и выжидающе посмотрел на Светлану.

Та потрепала его по густой черной шевелюре:

– Молодец, Даня. Петр, скажи что-нибудь, наконец!

Продолжающий возиться с кабелями Петр, не оборачиваясь, пожал плечами:

– А что говорить? Я и не сомневался, что у него все получится, тем более Виктор сказал мне, чем он там занимается… Ну все, готово! – Он довольно вздохнул и уселся на ковер возле телевизора. – Сейчас я вам такое покажу…

Экран загорелся, и все увидели огромную сцену театра, освещенную приглушенным светом прожекторов, тяжелый бархатный занавес и позолоченные колонны.

– Это не Оперный, – уверенно заявил Данила, не раз бывавший с матерью в львовском театре.

– Точно, не Оперный, – согласился с улыбкой Петр, не отрывая взгляда от экрана, с которого поплыла ненавязчивая классическая музыка.

По сцене стелился голубоватый дым, придавая ей загадочный и мистический вид. Вдруг посередине сцены возникло облако дыма, и, когда оно рассеялось, все увидели появившуюся фигуру.

– Как он там… – начал пораженный Данила, но Петр приложил палец к губам:

– Ш-ш-ш… Смотри очень внимательно.

И Данила смотрел…

Молодой мужчина на сцене был строен, красив и элегантен. Одет он был в черный фрак, белую рубашку с жабо и черные блестящие туфли. Он выглядел словно граф, вышедший на минутку из своего замка, но не просто граф, а граф Калиостро!

Он поставил трость на сцену, и она превратилась в маленький столик, накрытый бархатной тканью. Элегантным движением он снял с рук белые перчатки, подбросил несколько раз их на ладони, и они превратились в белоснежного голубя, который, описав круг, уселся на столик.