Онлайн книга «Зимний сон»
|
– Подождем. – Чего? Требовалось время. Если Осита проведет у Акико еще несколько дней, ему легче будет перенести арест и суд, а Акико – ожидание. Подспудно я считал их своими подопечными. Мне это не казалось странным, и в то же самое время ответственность за весь этот беспорядок всецело лежала на мне. Если бы я не привел Оситу в дом Акико, он, по всей вероятности, уже находился бы в больнице или сидел в камере предварительного заключения, а Акико по-прежнему доводила бы меня до белого каления своими разговорами и рассуждениями. Я просмотрел альбом – подбор блеклых, растекшихся акварелей, которые и картинами-то назвать нельзя. Впрочем, в них с болезненной явственностью читался диалог двоих людей, изливавших на бумаге самое сокровенное. Они нашли друг в друге идеальных собеседников – настоящее чудо. – Поверить не могу. – Не можешь поверить? – Я превратился в самого настоящего сноба, который сидит на заднице и ждет. Чувствовал же, что рано или поздно эта ерунда случится. – О чем ты? – спросила Нацуэ сиплым, уставшим голосом. – Сам толком не знаю. Собеседница больше ничего не сказала. Наверно, она лучше меня представляла, как дальше будут разворачиваться события. Я курил сигарету за сигаретой. Брат Оситы не стал преследовать нас до хижины. Прошел час, второй. С небес снова закапал весенний снег. Я мог сколько угодно себя обманывать, что если за какой-то промежуток времени не произойдет ничего плохого, то все образуется. Меня не оставляло сильное ощущение близящейся развязки. Зазвонил телефон. Нацуэ вздрогнула. Это был Осита. – По снегу что-то двигается. – О чем ты говоришь? – Кажется, это люди. Они приближаются к дому, перебежками, и маскируются. И их тут не один, и не два. Я насчитал уже пятерых. Я закрыл глаза. Если подумать, полиции вовсе незачем держать под наблюдением мой дом. Всю грязную работу сделал брат Оситы. Полицейским достаточно было следить за ним и ждать своего часа. Более того, они располагали самым объективным видением ситуации. Полицейские, видимо, заметили, как «ситроен» свернул к домику, пока я уводил брата Оситы. – Вероятно, полиция. – И мне так кажется. Осита вдруг заговорил совершенно спокойным голосом, что было для него нехарактерно. – И что собираешься предпринять? – Не знаю. Акико первая заметила. Она закрыла все окна. Не думаю, что это поможет. Я не мог понять, то ли Осита предельно собран, то ли попросту не осознает серьезности происходящего. – Сбежать оттуда никак нельзя? – Я не хочу бежать. – Но послушай… – Они придут и арестуют меня. Можно сидеть и дожидаться, либо… Осита не договорил. Я вспомнил тот миг, когда на меня надели наручники. Нет, подумал я, только не это. Размышляя, что наверняка должен быть выход из ситуации, я без всякого дискомфорта ощущал на запястьях холод металла. Осита положил трубку. – Полицейские обложили дом Акико. – Ты уверен? – Они с самого начала сохраняли целостность картины – не за одним мной следили. Профессионалы. – И что теперь? – Я ничем не могу помочь. – Вот именно. Нацуэ пристально на меня взглянула. – Ты ведь пытался все это время что-нибудь предпринять? – Не знаю, зачем мне это было нужно – я поддерживал с ними связь, беспокоился о них. Наверно, я чувствовал, что этим все и закончится. Знаешь, мне сейчас кажется, что чисто умозрительно я знал: то, что вынуждало нас рисовать, обрело человеческую форму, воплотилось в жизнь. Нацуэ закурила. – Все настолько запущено, теперь бесполезно об этом говорить. – Осита уже смирился, что полиция ворвется в хижину и его арестует. И еще у него предчувствие, что порядок вещей может измениться. Я закурил и встал у окна. Террасу постепенно заносило снегом. Я не думал, что теперь можно предпринять. В ушах звучали слова Оситы, снова и снова: «Я пришел из твоего сердца». На его месте должен был быть я, но я струсил, пошел на попятную, удалился туда, где был недосягаем для Оситы и Акико, как бы они ни старались до меня дотянуться. Сидел и наблюдал за ними. Я сотворил несколько работ. Они были не настолько хороши, чтобы успокаивать себя мыслью, что друзей я принес в жертву искусству. Эти двое оставили после себя лишь альбом с бледными растекшимися акварелями, намалеванными по-детски, но тем не менее стоящими – гораздо более стоящими, чем любая из моих картин. Нацуэ рассматривала рисунки, перелистывая альбом, страница за страницей. В обшей сложности здесь было шесть работ. Осита с Акико переговаривались друг с другом посредством того, что не являлось словами. – С точки зрения техники – дрянь. – Тогда как назвать картины, в которых нет ничего, кроме техники? – Верно улавливаешь. Это – шедевры. Тут без вопросов, истинное искусство. Этим все сказано. – Старею. – Сколько тебе, тридцать девять? – Сорок исполнилось. Возраст тут ни при чем: просто чувствую, что я слишком долго рисовал. У них есть то, чего я уже напрочь лишен. Если на то пошло, то я – исчерпавший себя художник, который пытался их «ограбить». – Ты это подразумеваешь под старостью? – Пожалуй. Я потянулся к телефону. Линия была занята. Либо кто-то из них разговаривает по телефону, либо трубка плохо лежит. – И что теперь? – Подожду. Больше я не в силах ничего предпринять. – Они друг друга любят. И ненавидят. Они чувствуют друг к другу то же самое, что и к себе. К дому приблизилась машина, похожая на патрульную. Из нее вышли двое полицейских и направились к дому. – Койти Осита взял заложницу и забаррикадировался в доме. Заложница – Акико Цукада девятнадцати лет. Она снимает дом у знакомых. Скорее всего вы о ней не слышали. Я смолчал. Пока намерения полицейских были мне не ясны. – Мы поддерживаем телефонную связь с домом. Трубку взяла Акико Цукада. Она сказала, что, если мы не отведем своих людей, Койти Осита с ней расправится. – И что? – Нам бы хотелось, чтобы вы поговорили с Оситой. – Там его брат. |