
Онлайн книга «Тайна "Сиракузского кодекса"»
— Настоящей живописью… — Это если бы она все бросила и уехала с тобой, как я понимаю? — Ну да. Не мог без Рени. Не мог без своей милой музы. Это было бы совсем не то… без моей милой музы. Вспомнив Уэса, ковбоя Рени, я сказал: — Она рассмеялась тебе в лицо. Нет? — Нет, — вздохнул он, — она тянула время. — Ага… Зачем? Джон покачал головой. — Возможно, это был мой проигрыш в сделке. Я так и не узнал. Наверняка, во всяком случае. — Что произошло? — Мы занялись дополнительным портретом — который, кстати, оказался хорошей картиной. Беда в том, что я написал его за две недели. Две недели! Никогда я такого не делал. Хотя вышло неплохо. Я писал, даже когда ее не было. Все эта чушь, которой я обычно прикрываюсь, вылетела в окно. — Насчет распорядка работы? И подходящего освещения? — Да. Все эти разговоры, что стул или кушетка должны быть задрапированы именно в тон освещению и что я работаю с 11:30 до двух, а зимой даже меньше, и только при северном свете — все это. Я раздобыл осветитель с регулятором температуры и писал, и писал… Картина стояла у меня перед глазами, парень. Я мог рассматривать ее в любой момент. Это было потрясающе. Знаешь, Дэнни? Он выпрямился на стуле. — Если бы она уехала со мной в горы… — Он замолчал. Я только смотрел на него. Джон снова откинулся на спинку стула. Через минуту он стал постукивать пальцами по краю стакана. — Что еще? Он двигал шеей взад-вперед, словно разминая усталый позвоночник. — Я даже не показывал ее мужу. Поставил у стены, напротив своей кровати. Он кивнул на антресоли. — Была она со мной или нет, я каждый вечер видел ее портрет, прежде чем уснуть, и утром, просыпаясь. Это было мое любимое полотно. Таких картин я прежде не писал. Я тут ж заставил Рени позировать для следующего. Он кивнул на дальнюю стену. — Для этого. Не помню даже, говорил ли я ей, как доволен. Хотя, конечно, говорил. Наверняка я повторял это снова и снова. Он выловил из стакана кусочек льда и расколол его зубами. — Как сейчас. — А что тем временем затевала Рени? Он махнул рукой. — Черт, Рени садилась позировать с телефонной трубкой в руке. Голая, даже замерзая, держала позу, но не выпускала и телефон. Я зарисовал ее с телефоном. Жуть. Она смеялась, когда я показал ей набросок. Я тоже смеялся. Пожалуй, я совершенно не обращал внимания, чем она занимается. Никакого. Сука. — Тем и кончилось? Он заглянул в пустой стакан. — Она попросту перестала приходить. К тому времени я показал Ноулсу второй портрет, и он его зацапал. Он был на выставке в ту ночь, когда ее… — Не похоже на тебя, Джон. — Что на меня не похоже? — Ты наконец создал что-то вечное и продал, да еще за полцены? — Верно, Дэнни. Я был не в себе. Я бы что угодно сделал для Рени. Но мне вдруг стало все равно. Мне казалось, я чем-то обязан этому типу. Черт, я бы и в нормальном состоянии был ему благодарен, что он позволил мне столько месяцев валять свою жену. А новый я хотел избавиться к черту от этого портрета, вместе со всем, что мне о ней напоминало. Кажется, самое малое, что я мог сделать, — это отдать ему обещанную работу. Может, Ноулс и деревенщина, но он только взглянул на портрет и проворно полез за чековой книжкой… Он остановился. Пьяный или трезвый, Джон держал себя в узде касательно вьетнамских ассоциаций. Он никогда их не использовал. — Но не скорей, чем Рени от тебя ушла. — Это точно, — сказал он. — Еще вчера она практически жила здесь. Натягивала чистые одежки из химчистки, разговаривая по телефону с этим Вонгом. А потом раз — и я не могу ее найти. Сотовый телефон отключен. Я сжег ее проклятые тряпки и пустил наброски на растопку. Он мотнул головой в сторону выхода. — Прямо там, на улице. Он кивнул на простреленный портрет. — Оставил только эту последнюю картину. — Почему? Он не ответил. — Ты ее с тех пор видел? Он покачал головой. — Последний раз был последним. Ты там тоже был. — На твоей презентации. Ты с ней говорил. — Она была пьяна. И я тоже. — Она сказала что-нибудь запомнившееся? — Не много. Я не знал, чего ждать, и, что бы она ни сказала, не был уверен, что смогу это перенести. В тот момент меня здорово встряхнуло. Никогда не видел ее такой пьяной. Мне показалось, ей нужна помощь. И думаю, она готова была попросить меня помочь. Конечно, мне не было интереса ей помогать. Один раз укушен, второй — мазохист, верно? Я уже знал ее — лучше некуда. Как только она меня бросила без объяснений, на середине работы над картиной, у меня шоры упали с глаз, да и пора было, черт возьми. Я увидел все, что она говорила и делала, в другом свете, Дэнни. Это все было… Но дело обернулось забавным образом. В ту ночь, ты помнишь, было полно народу, и надо было заниматься бизнесом. Я вроде как договорился с собой, что отвечу «нет», что бы она ни говорила. Но не могу отрицать, меня к ней тянуло. Я вообразил, что пока она станет проверять, может ли по-прежнему вертеть мною, я смогу выведать, что у нее на уме. Я твердил себе, что если она вздумает попытаться, я разберусь с ней, прежде чем отказать. Как-нибудь выжму из нее. Я не отказался бы от маленькой мести после того, через что она заставила меня пройти. Но она едва принялась за меня, как кто-то или что-то заставило ее передумать. Сомнение отразилось у нее на лице. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы его уловить. — Что заставило ее передумать? Кто-то, кого она увидела в галерее? Чего она хотела? — Не знаю. Мы в ту минуту погрузились в разговор, остались наедине среди толпы, так сказать. И не думаю, что дело было в чьем-то присутствии, хотя могло быть и так. И не думаю, чтобы она пыталась преодолеть свою привычку использовать мужчин, или в какой-нибудь подобной романтике. И что она стала меня опасаться, тоже не думаю. — Так в чем же дело? Он осторожно вздохнул. — По-моему, Рени понимала, что впуталась в дело не по своим силам. И, думаю, знала, что для того, кого она в это дело втянет, оно тоже окажется не по силам. — Все равно кого? — Все равно кого. Я вспомнил креола с его подручными. — Ты мог бы ее защитить. Физически, я хочу сказать. Он покачал головой. — Я не успел понять, к чему она ведет, как Рени свернула разговор. |