Книга Кровь и золото, страница 59 – Энн Райс

– В последний день я спала как в лихорадке, – сказала она, не поднимая головы. – Мне снилось, будто ко мне взывает Рашид.

Что я мог ответить? Сердце мое разрывалось от отчаяния.

– Нет, я не ищу утешения, – продолжала она. – Лишь говорю, что мне снились кошмары. А потом я оказалась в храме в окружении жрецов. И меня охватило ужасное ощущение: очень четкое ощущение времени и смерти.

– Это мы преодолеем, – пообещал я, опускаясь перед ней на одно колено.

Она посмотрела мне в глаза, словно желая убедиться, что я не намерен ее одурачить, и покачала головой.

– Нет. Мы тоже умираем. Когда приходит наш срок.

– А я не хочу умирать, – заявил я. – Бывает, хочу уснуть, иногда даже погрузиться в сон навеки – но не умереть.

Эвдоксия улыбнулась.

– Что бы ты написал для меня, – спросила она, – если бы появилась такая возможность? Какие предания доверил бы пергаменту, желая, чтобы я прочла и запомнила их?

– Не то, что читал в древнеегипетских текстах, – выразительно ответил я. – Слова более возвышенные, применимые ко всему на свете, полные надежды и жизненной силы, рассказывающие о взрослении и торжестве, повествующие – не знаю, как сказать иначе – о жизни.

Она торжественно кивнула и долго смотрела на меня с улыбкой и признательностью во взгляде. А потом сжала мою руку и попросила:

– Отведи меня в святилище.

– Что ж, идем, – ответил я, вставая.

Она поднялась и прошла вперед – должно быть, намеренно желая показать, что знает дорогу. Хвала богам, ее свита за нами не последовала, так что мне не пришлось останавливать юношей.

Мы спустились вниз, и я силой Мысленного дара открыл двери, не прикасаясь к ним.

Она ничем не дала понять, что мои способности произвели на нее впечатление. Но я не был уверен в том, что мир между нами заключен. Мысли Эвдоксии по-прежнему оставались для меня загадкой.

При виде Матери и Отца в изысканных одеждах и сверкающих драгоценностях у нее перехватило дух.

– О Благословенные Прародители, – прошептала она. – Как долог был мой путь к вам.

Ее голос звучал очень трогательно, а из глаз снова хлынули слезы.

– Что подарить тебе? – произнесла она, не сводя глаз с царицы и дрожа всем телом. – Нужно было принести тебе дар или жертву...

По непонятной причине в этот миг во мне что-то дрогнуло. Я посмотрел на Мать, потом на Отца, но не заметил ничего необычного, однако в святилище что-то происходило, и Эвдоксия, возможно, почувствовала перемену.

Я вдохнул густой аромат, поднимавшийся из курильниц. Посмотрел на трепещущие в вазах цветы. Заглянул в блестящие глаза моей царицы.

– Какой дар предложить тебе? – продолжала Эвдоксия, выходя вперед. – Что отдать, чтобы ты приняла подношение, зная, что оно идет от сердца? – Она все ближе и ближе придвигалась к ступеням, протягивая руки. – Я твоя рабыня. Я была ею в Александрии, когда ты одарила меня кровью, ею остаюсь и сейчас.

– Отойди! – внезапно воскликнул я, сам не зная отчего. – Отойди и замолчи!

Но Эвдоксия продолжала идти вперед и сделала первый шаг по ступеням.

– Разве непонятно, что я говорю всерьез? – ответила она мне, не отворачиваясь от царя и царицы, и вновь обратилась к Матери: – Позволь стать твоей жертвой, божественная Акаша, прими мой кровавый дар, священная царица.

Рука Акаши молнией метнулась вперед, мертвой хваткой вцепилась в Эвдоксию и подтащила ее к самой груди царицы.

Эвдоксия страшно застонала.

Царица чуть опустила голову, порозовевшие губы приоткрылись, обнажив острые клыки, которые мгновенно впились в шею Эвдоксии. Голова беспомощной просительницы откинулась набок, руки и ноги обмякли... Лицо Акаши, с нарастающей силой сжимавшей жертву, оставалось по-прежнему бесстрастным.

Я в ужасе застыл на месте, не смея вмешаться в то, что происходило на моих глазах.

Прошло несколько секунд – возможно, полминуты, – и вдруг Эвдоксия издала жуткий хриплый крик. Она отчаянно пыталась высвободить руки.

– Умоляю, Мать, перестань! – Я что было сил вцепился в Эвдоксию. – Умоляю, перестань, оставь ей жизнь, пощади! – Я потянул Эвдоксию на себя. – Пощади ее!

Почувствовав, что тело в моих руках затрепетало, я поспешно выхватил его из-под согнутой руки.

Мертвенно-бледная Эвдоксия еще дышала, то и дело жалобно постанывая. Мы оба скатились вниз со ступеней, а Акаша опустила руку на колено, как будто ничего не произошло.

– Ты что, хотела умереть? – спросил я, распростершись на полу рядом с Эвдоксией, которая судорожно хватала ртом воздух.

– Нет, – в отчаянии отвечала она. Грудь ее вздымалась, руки дрожали – в таком состоянии у нее едва ли хватит сил подняться самостоятельно.

Я вопрошающе взглянул в глаза царицы.

Жертва не вернула краски ее лицу. На губах не осталось и следа крови.

Ошеломленный, я подхватил Эвдоксию на руки и помчался прочь из святилища.

Преодолев все лестницы и коридоры, я выставил всех из библиотеки, Мысленным даром накрепко захлопнул двери и уложил Эвдоксию поудобнее, чтобы дать ей перевести дух.

– Но как же, – спросила она, – ты набрался мужества вырвать меня из ее рук? – Она припала к моей шее. – Обними меня покрепче, Мариус, не отпускай. Я не могу... не стану... обними меня. Откуда в тебе столько смелости? Как ты осмелился пойти против нашей царицы?

– Она бы уничтожила тебя, – сказал я, – потому что была готова ответить на мою молитву.

– Что за молитва? – поинтересовалась Эвдоксия, выпуская меня из объятий.

Я принес кресло и сел рядом.

На изможденном, искаженном мукой лице Эвдоксии заблестели глаза. Она протянула руку и схватила меня за рукав.

– Я просил о знаке, – объяснил я. – Просил дать мне понять, желает ли она перейти под твое покровительство или остаться со мной. Царица объявила о своем решении. И ты была тому свидетелем.

Эвдоксия покачала головой, но это не был жест несогласия. Она задумалась, старалась восстановить ясность мыслей, но когда попробовала было подняться, тут же упала на спину и после вновь долго лежала, глядя в потолок. О чем она думала, оставалось тайной. Я попытался взять ее за руку, но она вырвала пальцы.

Наконец она тихим голосом произнесла: